Земля обетованная. Пронзительная история об эмиграции еврейской девушки из России в Америку в начале XX века

Сколько времени, по-вашему, мудрый читатель, нужно, чтобы стать американцем? К середине второго года обучения в школе я дошла до шестого класса. Когда после рождественских каникул мы начали изучать жизнь Вашингтона, бегло пробежались по истории Американской революции* в кратком изложении и первым дням Республики, мне показалось, что все моё чтение и учеба до этого момента были бесполезными. Хрестоматия, учебник арифметики, песенник, которые так очаровывали меня до сих пор, вдруг стали обычными книгами с упражнениями, инструментами, с помощью которых можно проложить себе дорогу к источнику вдохновения. Когда учительница читала нам из большой книги со множеством закладок в ней, я сидела на своём маленьком стуле, вцепившись руками в край парты и внимательно слушала, боясь шелохнуться и с трудом сдерживая дыхание, чтобы вздох разочарования не сорвался с моих губ, когда я видела, как учительница пролистывает страницы между закладками. Когда класс читал вслух, и приходила моя очередь, мой голос дрожал, и книга тряслась в моих руках. Я не могла произнести имя Джорджа Вашингтона, не сделав паузы. Никогда я не молилась, никогда не пела песни Давида, никогда не обращалась к самому Святому с таким глубоким почтением и поклонением, как я повторяла простые фразы из моей детской книги о выдающемся патриоте. Я с восхищением рассматривала портреты Джорджа и Марты Вашингтон, пока не начинала видеть их образы столь же отчётливо с закрытыми глазами. И если раньше я была о себе очень высокого мнения и считала себя незаурядной личностью, гордо шествуя по улицам с учебниками и раздуваясь от собственной важности, когда учительница задерживала меня для беседы, то теперь осознание собственной ничтожности на фоне величия резко сбило с меня всю спесь.

Когда я читала о благородном мальчике, который не стал бы лгать, чтобы избежать наказания, я впервые по-настоящему раскаялась в своих грехах. Раньше я постилась, молилась и приносила жертву в Йом-Кипур, но это было по большей части игрой, подражанием взрослым. Я не испытывала истинного страха перед грехом, и знала множество способов избежать наказания. Я уверена, что моя семья, мои соседи, мои учителя в Полоцке – по сути дела, весь мой мир – стремились совместными усилиями, личным примером и наставлениями учить меня добродетели. Праведность обрела новое воплощение примерно в каждом третьем человеке, которого я знала. Я действительно уважала праведников, но не могла не заметить, что большинство из них были довольно-таки глупы, и что озорство было куда веселее, чем благочестие. Я знала, что добродетель достойна уважения, но не всегда восхищения. Люди, которыми я действительно восхищалась, такие как мой дядя Соломон и кузина Рахиль, были из тех, кто меньше всех поучал и больше всех смеялся.

Моя сестра Фрида была идеально послушной, но она не думала обо мне хуже из-за того, что я шалила. То, что я любила в своих друзьях, не было уникальным. Если действительно захотеть, можно вести себя как паинька. Можно стать образованным, если у вас есть книги и учителя. Можно петь смешные песни и рассказывать анекдоты, если вы путешествуете и слышите такие вещи, как мои дяди и кузены. Но я никогда не знала и представить себе не могла человека, который был бы абсолютно добродетельным, мудрым во всём и неизменно доблестным. Удивительный Джордж Вашингтон был так же неповторим, как и безупречен. Даже если бы я ни единого раза в жизни не солгала, я всё равно не могла бы сравниться с Джорджем Вашингтоном, потому что я не была храброй – я боялась выходить на улицу, когда там свистели снежки – и я никогда не смогла бы стать первым президентом Соединенных Штатов.

Так что мне пришлось пересмотреть оценку самой себя. Но вместе с новоявленной скромностью, как ни парадоксально, я обрела неведомое ранее чувство собственного достоинства. Поскольку осознав, что сама по себе я человек незначительный, я в то же время обнаружила, что происхожу из куда более благородного окружения, чем я когда-либо предполагала. У меня были родственники и друзья, которые по старым меркам были выдающимися людьми, я никогда не стыдилась своей семьи, но этот Джордж Вашингтон, который умер задолго до моего рождения, был великим, как король, и мы с ним были согражданами. В патриотической литературе, которую мы читали в то время, очень много рассказывалось о согражданах, я знала, что мой отец, пройдя процесс натурализации, стал гражданином, и я тоже была гражданкой, благодаря родству с ним. Несомненно, я и Джордж Вашингтон были согражданами. Осознание внезапно обрушившегося на меня величия взбудоражило и в то же время отрезвило меня повышенным чувством ответственности. Я стремилась вести себя так, как подобает согражданину.