Земля под копытами

— Не нужно… — Вика поставила фужер, положила свою холодную, малокровную руку на мое горячее запястье. На миг сомкнула веки и, ласково улыбаясь, покачала головой. — Сейчас не нужно, хорошо?

Я взял ее руку в свою. Лицо Виктории внезапно побледнело, а глаза расширились. Чтобы скрыть свое торжество, я наклонился и коснулся губами ее пальцев. Впрочем, я и вправду волновался, я был растроган. Виктория испуганно отдернула руку — она уже боялась меня, моих слов и прикосновений. Когда-то Петро хвалился, что может покорить женщину одним прикосновением пальцев. Я поспешил заговорить о другом:

— А еще мне хорошо бывает на музыкальных вечерах в консерватории. Опера — в ней есть что-то слишком парадное, шумное. А в Малом зале консерватории всегда пусто, разве что в передних рядах сидит с полдесятка родственников будущей знаменитости. Люди бегут на работу, с работы — наперегонки в метро, трамвай, автобусы. Библиотеки, уроки, лекции, футбол, баскетбол, волейбол, семья… А я последним выхожу из конторы, чтобы не толпиться в дверях, медленно иду по улицам, любуюсь предвечерним небом, а потом слушаю Гайдна в пустом зале консерватории…

— Я привыкла к людям, которые всю жизнь торопятся.

— Например, на футбольный матч.

— В позапрошлую осень один наш знакомый получил инфаркт после проигрыша киевского «Динамо». Жена его трагическим голосом говорила: «Он сжег себя на работе…»

— Вы такая умная, наблюдательная, вам, наверно, нелегко придется в жизни…

— Я знаю, — просто ответила Вика, и я заметил, как глаза ее благодарно увлажнились.

«Женщины любят, чтобы подчеркивали их душевную сложность, — подумал я. — Каждая придумывает себя и хочет, чтобы в ее фантазии верили».

— Но если к вашему уму прибавится мужество и сила воли…

— Я с семнадцати лет вожу машину.

Я едва скрыл насмешливую улыбку; моментально настроил лицо, рассудительно покачал головой:

— Жизнь сложнее любой машины. Жизнь, как и дьявол, искушает.

Мы тянули коктейль через упругие соломинки и смотрели друг на друга; время плыло вместе с машинами за стеклянной стеной бара. Наконец Вика положила недокуренную сигарету в пепельницу.

— Мне пора домой.

Шли, взявшись за руки: город немного утих, людей и машин стало меньше. Наши шаги четко отзывались в ущельях улиц. Неподалеку от директорского дома нас вдруг разъединила толпа, ринувшаяся из кинотеатра. Когда я зло протолкался через людской водоворот и хотел снова взять девушку за руку, Вика рассмеялась и быстрее зацокала каблучками, потом побежала, быстрая, длинноногая, и я тоже, возбужденно смеясь, пустился вслед за нею; погоня пьянила меня больше, чем алкоголь, и когда Вика изнеможенно прижалась к дереву, я едва не забылся и уже сомкнул свои лапы на ее плечах, которые вздрагивали от дразнящего смеха, но взгляд широко раскрытых глаз девушки вовремя протрезвил меня. Я вдохнул полную грудь прохладного вечернего воздуха и припал губами к ее руке, выше запястья, вкладывая в поцелуй едва сдерживаемую страсть.

— Сумасшедший… — прошептала Вика и отступила к освещенному подъезду.

— Я позвоню тебе завтра в полдень.

— Не нужно… — сказала она, но в ее голосе не было уверенности.

— Все равно позвоню, ты это знаешь.

Стоял под деревом и слушал, как Виктория стучит каблучками по лестнице. Вскоре на втором этаже засветилось окно. Вика раздвинула шторы и вышла на балкон.

— Иди. До завтра.

— Ты с кем там, попрыгунья? — послышался голос Георгия Васильевича.

— Монолог, па… — Вика взволнованно засмеялась. — Осень красивая.

Она махнула мне рукой и закрыла балконную дверь. Я неохотно поплелся из палисадника.

Глубоко вдыхая терпкий, прохладный воздух осенней ночи, я то улыбался самому себе, то начинал что-то напевать, то оскаливался во тьму, словно следил за кустами желтой акации осторожную тень зверя. После стольких часов напряжения мне хотелось немного расслабиться и побыть какое-то время самим собой, но я уже не знал, какой я в действительности, — так часто менял маски и бросался от образа к образу.

В контору можно было пройти тихими переулками, но я отправился на Крещатик. Вечер после дождя был удивительно тих и мягок. Молодежь весело сновала по улице, залитой неоновым светом. Я сегодня видел только женские фигуры. Женщины со своими мужчинами (рука на плече, рука в руке, таинственный смех — как я завидовал каждому из них!), женщины в звенящей толпе, женщины одинокие (приближался к каждой вкрадчивым шагом, многозначительно заглядывал в лица, но они невозмутимо проплывали мимо), женщины с авоськами и сумками, с работы, с вечерней смены, из магазинов, парикмахерских и ресторанов. Мысленно я спрашивал каждую, не в пустую ли квартиру она возвращается, и убеждал, что лучше вернуться в пустую, холодную квартиру вместе со мной. Они же не прислушивались к моему призыву, исчезали в подъездах домов, в троллейбусах и автобусах, растворялись в толпе, направлявшейся в метро.

Нащупал в кармане двухкопеечную монету и вошел в телефонную будку. Трубку долго не брали, наконец послышался тревожный голос Олены:

— Квартира.

— Добрый вечер, это я…

— Здравствуйте.

— Я разбудил тебя?