Земля под копытами

— От кого, Андрей? — спросила удивленная Вика нарочито громко.

Я изобразил на побледневшем лице усмешку:

— Блестяще сыгранная сцена, правда? Ты стояла тут, как богиня…

Глава десятая

Мы бежали от леса, а он наступал нам на пятки; моя тревога передалась Виктории, она выжимала из мотора все, что могла. Машина мчалась, словно гонимая страхом кобылица в степи, и фонари, окна, контуры домов, даже деревья вытягивались, приобретая новые, неожиданные формы. Я еще никогда не ездил по городу с такой скоростью и цепенел, ухватившись обеими руками за спинку переднего сиденья и широко расставив ноги, чтобы на крутых поворотах сохранить равновесие. Прохожие кидались от нас на тротуары, а встречные машины испуганно мигали фарами. Не доезжая до своей улочки, Вика резко нажала на тормоз.

— Не понимаю, что со мной творится! Такое ощущение, будто меня вдруг выставили на сквозняк. В тебе есть какая-то черная сила, я бегу от нее и не могу убежать, это словно в страшном сне, когда ни ноги, ни душа не слушаются тебя…

— А может, я продался дьяволу, и он тобою верховодит — ради меня? — Я холодно засмеялся. — У меня был товарищ, которому мерещилась всякая чертовщина. Как-то мы вышли с ним из ресторана, и он сказал: «Андрей, сейчас я подпишу контракт с чертом». Вышел на перекресток, потому что ему еще бабка говорила, что черти ожидают свои жертвы на раздорожье, и крикнул: «Эй, черт, если ты есть, явись, поторгуемся!» В ту же минуту возле него остановилась черная, с кубиками на дверцах «Волга». Отворилась дверца, и шофер гаркнул: «Я по заказу! У меня таких знаешь сколько! Занимай очередь!..» И уехал. Товарищ мой был уверен, что это сам черт…

— Ты все шутишь, а я чувствую, что ты не такой, что ты маскируешься, что ты сейчас прячешь свое настоящее, светлое, человеческое лицо, и я должна отважиться сорвать с тебя маску…

— Вместе с кожей… — печально сказал я.

— Так что тебе нужно, почему ты стал на моей дороге? Я не хочу, чтобы ты мне звонил. Я не хочу тебя видеть. Мои родители так хорошо все для меня спланировали. В следующем году я кончаю институт, поступаю в аспирантуру и выхожу замуж за порядочного, позитивного хлопца, я знаю его с детства. Родители построят нам кооперативную квартиру. Защитив диссертацию, я рожу ребенка. Потом буду готовить докторскую. Ты все мне ломаешь, ты — злой дух, а я воплощение доброты и невинности. — Она засмеялась. — Прощайте, не нужно мозолить глаза моим знакомым.

— До свидания, я буду сегодня у Прагнимаков.

Я вышел из машины, перекинул через руку плащ, захлопнул дверцу. Вика стояла на тротуаре, опершись на крыло, ее грубый шерстяной свитер и серые брюки сливались с выбеленной сумерками машиной. Ветер раскачивал фонарь вверху, и когда свет падал на ее лицо, я видел виноватые, жалостливые, как у ребенка, который провинился, глаза. Люди шли мимо нас и оглядывались. Неожиданно она подбежала ко мне, обхватила меня длинными тонкими руками.

— Прости меня.

Я дрожащими пальцами провел по ее волосам, собранным на затылке в тугой узел, и резко вырвался из теплой петли ее рук. Это было эффектно, кроме того, я боялся раскиснуть. Пока что я не мог себе позволить никаких сантиментов. Пусть это будет потом. Потом. Когда я буду сам собою, когда с меня спадет это черное наваждение. Широкими шагами я направился в темную аллею парка. Позади меня громко хлопнула дверца, и машина отъехала.

Но это уже в последний раз. Завтра я буду другим — правдивым и добрым. Завтра я позволю себе любить, а не только делать вид, что люблю. Завтра в моем голосе не будет ни одной фальшивой нотки, и я скажу ей… Я заметил, что громко разговариваю сам с собой, удивляя молодых людей, сидевших на скамьях. Руки мои до сих пор дрожали, лицо пылало. Черным мраком повеяло из глубины парка, и я вспомнил лес, и вязкие тягучие сумерки, и свою тоску, и вкрадчивый призыв из чащи. Страх вдруг объял меня: «А если поздно будет возвращаться?..» Тут я увидел Вику на краю поляны под желто-багряным сводом живого собора, Вику, залитую вечерним солнцем, и страх мой прошел, потому что, пока она там стоит, я всегда смогу оглянуться и вернуться к ней. А пока нужно играть, билеты проданы, занавес вот-вот поплывет вверх…

Часы на углу показывали около шести, а я еще должен был купить для Олены подарок. Я выбрал в художественном салоне кулон, чеканка по металлу, на котором была изображена какая-то странная скифская морда полузверя-получеловека. Стоил кулон недешево, но я бросался деньгами направо и налево, будто на завтра ожидался конец света: цветы для Лельки выбрал самые лучшие, выпросил у бармена за сатанинскую цену банановый ликер, договорился с таксистом, пообещав добрый куш за то, что он отвезет меня на Подол, где Великий Механик снимал халупу, и подождет, пока я не освобожусь.