Земля под копытами

Комнатка маленькая: четыре шага в длину и три в ширину, Великий Механик облюбовал эту халупу, потому что она стояла в стороне от дома хозяев и можно было неделями не встречаться с ними. Здесь никто не мешал ему клепать и строгать, сколько душе захочется. На окнах, завешенных прежде газетами, выгоревшими от солнца, теперь белели коленкоровые занавески. Книги, которые, сколько я помню, валялись у Юрка где попало, были сложены в углу высокой, едва ли не до потолка, пирамидой; ее венчали белые женские туфли, их мы втроем выбирали неделю назад. Стол был застелен белой скатертью, с полдесятка мелких тарелок стояло по краям его, а посередине — вино и цветы.

— Что значит женская рука в келье монаха! — Я кивнул на туфельки: — С этого все и начинается, так и гибнут лучшие люди. — Совсем не желая того, я недобро улыбнулся. — Я забежал на минутку, не беспокойтесь. Только поздравить — и будьте здоровы, живите богато! Столько работы директор подсунул, не разгибаюсь, уж и просил и молил, чтоб назад в отдел вернул, но вижу — уже не отпустит, придется тянуть плуг…

Но они даже ради вежливости не задерживали меня, не оставляли у себя на вечер. Юрко только и сказал:

— Присядь, по чарке выпьем…

Он откупорил мой ликер, взял с подоконника три рюмки, налил. Леля принесла бутерброды, сыр и шпроты с белым хлебом. Мы стоя чокнулись.

— Ну, хай живе. Чтоб вам во всем везло… — Я опрокинул рюмку, хотелось хмельного.

— И чтоб мы всегда оставались людьми… — внезапно добавила Леля, и я заметил, как Великий Механик предостерегающе сверкнул на нее глазами. Я сделал вид, что не понял ее слов, и даже изобразил улыбку.

— Покойный Харлан говорил, что в каждом из нас сидит волк и только и ждет случая показать зубы. Так выпьем, чтобы такого случая в нашей жизни не представилось. Ага, прости, что не принес твоей книженции. — Я поставил рюмку и взялся за плащ. — Я проглотил ее за одну ночь, но все никак не захвачу с собой. В понедельник возьму на работу. Сейчас не из дома. Был на кладбище, немного убрал Петрову могилу, побродил по киевским околицам, хотел забыться… Но, скажу тебе, брошюра потрясная. Я позавчера выкроил несколько часов, забежал в читальню, в кабинет новых поступлений. Знаешь, мне встретился интереснейший факт. Он льет воду на твою мельницу. Зарубежная информация. У женщины обнаружили рак, предпоследняя стадия, два-три месяца — и копай яму. Тогда она что делает: оставляет семью, город, привычное окружение, повседневную суету и едет к морю. Поселяется у каких-то рыбаков и с тех пор знает лишь море да небо над головой. Живет свободно, как птица или рыба. Плавает, загорает на солнце, ее не волнуют никакие выдуманные проблемы цивилизации. И что ты думаешь? Живет три месяца, полгода, год, а затем возвращается в город — и врачи не находят и следа раковых клеток! Я был ошеломлен, честное слово! Ужасно интересно! Брошу все и засяду за биологию. Ну, пойду. Будьте здоровы.

Они молчали, и даже Юрко ни словом не отозвался на мой эмоциональный монолог. На крыльце я пожал его вялую руку и нырнул в ночь. Юрко меня не провожал, да я и не хотел, чтобы он увидел такси, которое ждало меня у двора. Уже был возле калитки, когда ноги сами остановились как вкопанные. Одно воспоминание безжалостно хлестнуло меня. Я понял, почему Великий Механик усмехнулся, когда я рассказывал о женщине и море, ведь недавно он сам, Юрко, рассказал мне об этом редкостном случае, а сегодня я пересказал ему услышанное от него же, якобы демонстрируя свою заинтересованность онкологией!

Всю дорогу до центра меня трясло.

Я доехал до оперного, а там расплатился с таксистом и поплелся пешком мимо скверика у Золотых Ворот, Софийского собора, памятника Богдану Хмельницкому…

Входя в квартиру Прагнимака, я с радостью подметил, как изменилось лицо Олены, открывшей мне: нежное волнение проступило сквозь вежливую, приготовленную для гостей маску.

— Как хорошо, что ты пришел!

Я искоса взглянул на приоткрытую дверь и сделал вид, что хочу поцеловать Олену. Она отклонилась:

— Что ты, Андрейка! Давай сюда плащ и проходи. Я полез в карман, достал завернутый в серую бумагу подарок.

— Поздравляю тебя, Олена. И пусть все у тебя будет хорошо!

Я повторил фразу, уже сказанную у Великого Механика.

— Спасибо… — Олена взяла меня за руки и поцеловала в щеку. — Хочешь, я сейчас надену? Он подходит к моим сережкам. У-у-у, какая страшная морда! Она будет мне талисманом от злых духов.

— От меня… — Я засмеялся.

— Ну, тебя я и сама теперь буду остерегаться.

— Как знать…

Я говорил не задумываясь, потому что прислушивался к голосам в гостиной, к смеху Вики. Затем до меня донесся густой, раскатистый басок директора и тонкий, высокий голос Прагнимака. Коротенькая интермедия с Оленой была разыграна более или менее удачно.

Дверь из комнаты открылась настежь и выпустила хозяина. С удивительной легкостью я шагнул ему навстречу:

— Рад вас приветствовать в вашем доме, Илья Денисович…

Я еще вчера приготовил и отшлифовал эту фразу. Ни одного лишнего слова — и не банально, и Дипломатично.

Но Прагнимак замкнул лицо на семь замков: