Земля под копытами

И все ж, настырный, поймал меня на месте преступления. День стоит у двора, ночь стоит, жинка и еду на пост есть носит. Каждому, кто выходит от меня, приказывает: «Дыхни!» Стали мужчины мой двор обминать. Уже и начальство районное приезжало, чтоб с поста Сластиона снять, а Сластион, как патефон, когда иголку заест, одно твердит: не отступлюсь. С месяц мы так боролись: самогонки — хоть купайся, а торга нет. У меня бабка на другом краю села наша, глухая, как ступа, а копейку добре считать умела. Я и надумала: пусть себе стоит Сластион, хоть в землю врастет, а я у бабки торговую точку открою. Накупила я грелок в поселке, залила перваком, вода, думаю, и у бабки есть, чтоб разбавлять, полную торбу грелок наложила — и в поход через гору. Иду огородами к бабке и смеюсь: стой, Йоська, стой да принюхивайся хоть до конца света, дулю здоровую выстоишь. А пьянчужкам сельским я уже рекламу шепнула, куда приходить.

Подхожу к бабкиному подворью — никого. Я дверь в хату дернула, на порог ступила, глядь, а у стола сидит Йося Македонович Сластион в полной милицейской форме, кобура расстегнута и пистолет в руке. А бабку, оказывается, он уже арестовал и до полного выяснения дела в ее же погребе замкнул.

Ну, как увидела я Сластиона, да еще с револьвером в руке, так язык мой и отнялся, затрусилась вся, и ноги задеревенели. Кое-как повернулась, чтоб деру дать, а Сластион как заорет:

— Руки вверх! Попалась с вещественными доказательствами!

Торба с полными грелками и выскользнула у меня из рук, — на пол — хляп! И поскакала к Йосе! Не знаю, что уж он подумал. Тут хоть что вообразишь, когда торба, как живая, к тебе вприпрыжку скачет. Я потом говорила начальнику милиции, чтоб ничего не имели до Йосипа Македоновича, кто угодно испугался бы, а он, бедолага, переработался, месяц у моего подворья в бессменном карауле выстоял, очей не сомкнул. Но не больно меня послухали. Что уж он подумал про ту торбу, не скажу, только с испугу вскочил на стол, да все пули из револьвера в нее и всадил! Грелочки — что решето стали, а горилка забила фонтаном. Как услыхала я стрельбу, — бух на пороге, ну, думаю, смертушка моя пришла. В ту же минуту сознание во мне от великих переживаний и перевоспиталось навсегда…

7

На данный момент водяных крыс развожу, нутриями называются по-научному. Зимой привез двух маленьких с базара на Куреневке. По четвертному за штуку отдал. Теперь они дорогие. Зато быстро плодятся. Воду из колодца беру моторчиком, бассейн для них зацементировал за хлевом, тут вам жить, тут и дачничать. Кроли у меня в сарайчике, а для кур в яру блиндаж вырыл. Вырою еще и для пчел осенью, в хлеве им сыро, зимой у меня одна пчелиная семья погибла.

Дом как дом, восемь на девять, по нынешним масштабам глаз не колет, есть и побольше. В доме мастерская, столярный верстак и все прочее, что нужно; ток трехфазный подвел, это дозволяется, плачу государству исправно. Может, слыхали, один тут у нас прошлой зимой жучки в печах понаделал, счетчики хитро обманул и сосал из государства, как паук. А на линии заметно — телевизор вечером не включишь, все жучки забирают. Сперва на меня подумали, контролеры три раза наскакивали. Я говорю им: известно, своя рубашка ближе к телу, но я не из таких, чтоб башку добровольно под статью Уголовного кодекса подставлять. Если мне потребуется, уж найду, как украсть, чтоб никто за шкирку не схватил.

Поняли, что не я, стали дальше искать. И нашли. Так он, баран дурной, труханул и еще туже петлю на шее затянул: ящик, говорит, коньяку ставлю, только не составляйте акта. На мотоцикл — и в лавку. А контролеры позвонили прокурору. Привозит он ящик коньяку, а прокурор тут как тут. Ну и — прощай, Иван, пиши письма.

Сейчас, сейчас и про Сластиона будет. Видали мой гараж? Машины еще нет, но живу с перспективой. «Ладу» запланировал. А гараж такой, что и «Волга» встанет. Бабы несознательные говорят: каждому — своя доля. А я считаю: у каждого такая доля, какую он себе отхватит, зубами вырвет. Человек живет, пока аппетит у него не пропал. Был аппетит у Сластиона, и Сластион был. В бабские побрехеньки не верю. Мы — твари земные, и нам, чтобы жить, надо землю пятками чуять. А оторви нас от родимой, тут тебе и конец. Покойничек давно наш Сластион, вот что я вам скажу, потому что от земли оторвался. А мог бы жить-поживать и без всякого портфеля. Что теперь портфель дает?..