— Я, конечно, могу и в плане реализации, но чтоб без огласки, потому на моральную сторону теперь в руководящих кругах обращают серьезное внимание и могут персоналку устроить, а я руководящую шапку купил.
А я-то знаю, он Сластионихи боится как огня.
— Приходите, Йосип Македонович, ко мне завтра, как стемнеет. Я дверь не закрою. Муж уйдет в ночную смену, так что и реализуем…
Пришла домой, рассказываю мужу. Тот выслушал все, покивал головой и говорит: «Ну ладно, я ему устрою». Назавтра, в самом конце смены, поменялся он с напарником, пришел домой, а я уже на ферме была, свиноматки мои как раз поросились, так что до полуночи надо было возле них сидеть. Муж мне потом рассказал, как все было.
Лежит он на постели, одетый, свет не включает, ждет. Вдруг зашуршало под окном, потом двери в сенцы отворились и закрылись, засов на дверях брякнул… Сластион входит: кашлянул — и на ощупь к постели. А мой за грудки его и басом:
— Иди, иди, обниму и приголублю, потаскун чертов!..
Мой-то худенький, а Сластион как галушка: рванулся, выскользнул, только галстук на поле боя оставил, резинка лопнула, — и из хаты. А засов на дверях в сенцы с перепугу никак не нащупает. Колесом в сенях крутится, шарахнулся об лестницу да по лестнице на чердак. Мой свет в сенцах зажег и за ним. Так Сластион, надо же, стреху пробил головой с перепугу, по крыше съехал и в огороде на мягкое место приземлился. Дня три не видать его было на работе, а потом, гляжу, ковыляет мимо свинарника, ногу тянет. Я выскочила навстречу и кричу:
— Что у вас с ногой, Йосип Македонович?!
— Руководящая болезнь, — кривится, — воспаление седалищного нерва.
Я ласочкой, ласочкой подошла к нему ближе и шепчу:
— Не гневайтесь, Йосип Македонович, так уж вышло, муж в последнюю минуту передумал на ночную смену идти. Хотела предупредить вас, да разминулись мы. Так вы мою кандидатуру снимете, или, может, повторим реализацию, сегодня муж на ночную идет?!
А сама трясусь вся, смех из меня так и прет, злые мы, женщины, часом, бываем, если нас за живое задеть.
— Нет, — отвечает Сластион, — кандидатуры твоей я не снимаю, должен ликвидировать отставание в этом вопросе. Но на данном этапе пока что без реализации…
Никто того не слыхал, никто не видел, а покатилось по селу, до сих пор смеются надо мной — добавочная женщина…
17
На три села один я — культурный специалист. По худсамодеятельности. Музыка — моя любовь и стихия. Играю, дирижирую, смолоду пел — стекла в окнах дрожали. Могу и роль сыграть. С малолетства к сцене приучен, и на всю жизнь. А возраст мой предпенсионный.
Известно, смолоду помыслы высокие были, куда там. Выступаю с сольным номером на районной сцене, а воображаю себя на сцене Киевского оперного… Кто молодым и юным не мечтал. И способности были, все это признавали в моем культучилище. А когда выступал на областных смотрах, вся комиссия в один голос в консерваторию поступать советовала.
Вдруг присылают в районный Дом культуры, которым я заведовал, молоденькую методисточку, из училища. Черные очи, две косы и личико на соответствующем уровне. Под гитару любила цыганские романсы петь. И припевки-присказки разные от матери знала. Как скажет, бывало, как глянет, так сердце мое и замирало. Сколько лет прошло, а одну помню, хоть сама она уже и забыла за детьми и заботами:
И не только такое, простенькое, даже Есенина наизусть читала. Культурная была девушка. И фигурка хорошая: черным широким пояском затянется, тонюсенькая, ветер, кажется, подует — и сломит ее, теперь уж в дверь едва проходит, так раздобрела на трех моих зарплатах. И грудки у нее были, простите, как два спелых яблочка, прозрачную кофточку как наденет, в моду тогда входили… Ну, я и попался на крючок, все мы рано или поздно попадаемся. Только успел зарегистрировать брак, моя цыганочка двойняшек родила. Прошу участок, начинаю строиться. О консерватории и думать забыл, счастлив, что должность побольше дали — заведовать культурой района, там и ставка посолиднее, а у меня каждый рублик на счету.