Блюссо не вдруг поспел ответить – следом за княгиней из двери на крыльцо выскочил высокий мальчишка (небось, мать распорядилась не пускать, а он вырвался из рук удерживавшей прислуги) и стал перед княгиней, спустясь на ступень ниже неё и стараясь загородить её собой. Он держал скрамасакс, почти такой же, как только что сломался в руке Блюссо. Глянул ненавидяще.
Княжич Генрих, сын Готшалка и Сигрид.
Мальчишке лет десять, – оценивающе подумал Блюссо. – Он пока что не противник. Да и не дело мальца убивать. Жалко Будивоя, старшего, не удалось захватить – как почуял что, сбежал с дружиной к саксам. Он опаснее.
– Что молчишь, Блюссо? – спросила меж тем княгиня. – Чего тебе надо здесь, на княжьем дворе? Убить меня пришёл? Князем стать возмечталось над всеми землями Наконичей? Думаешь, того, что ты на сестре Готшалковой женат, хватит, чтобы по праву эти земли одержать?
Блюссо встретил прямой взгляд княгини и невольно залюбовался обоими – стройная, белокурая Сигрид глядела гордо и насмешливо, хоть и понимала (не могла не понимать, не дурой рождена!), что и она, и сын её теперь в руках врагов. Кровь доньских конунгов не давала вести себя иначе. Да и мальчишка хорош – глядит исподлобья, того и гляди, бросится, не стерпит поношения чести матери от убийцы отца.
– Ты что творишь, глинянин? – мало не с ненавистью спросила Сигрид.
– А и не то ещё надо бы! – ответил в сердцах Блюссо, понимая, что больше сказать ему нечего. – Вы, христиане, на нашу землю саксов привели, капища рушите! Так скоро и вовсе заставите язык забыть!
– Давно ль ты сам крест-то с груди сбросил? – с насмешливым презрением спросила княгиня. – Врёшь ты всё, Блюссо, вовсе не потому ты мужа моего убил. Престол Наконингов тебя манит!