Земля последней надежды. Свиток 1. Дети конопатого бога

Обед и правда был скуден: ветряная и копчёная рыба – селёдка да треска, – чёрные сухари и наполовину выдохшееся пиво, варёное ещё в Полоцке. Горячее ели утром, на острове Эккерё[5]. К концу плавания мореходы добирали последние припасы, но, по словам кормчего, до берега Уппланда оставалось всего ничего, вот-вот должны добраться.

Княжна отодрала ногтями засохшую шкурку с салаки, оторвала зубами кусок сушёного рыбьего мяса, с хрустом разгрызла чёрный сухарь – хлеб, взятый в дорогу из Русалы[6] закончился как раз утром. Протерпел бы и дольше, да в морской сырости разве ж протерпит? Глотнула пива, чтобы смягчить сухость еды.

– А скажи, Дагфинн-годи, – она вновь воротилась к мыслям, которые донимали её всю дорогу, – много ль в море нечисти живёт? Мы, кривичи, народ не морской, того не знаем...

– Да хватает, – неохотно обронил Дагфинн, жуя сушёную рыбину. – Море – не суша, здесь много встречается... разного...

– Расскажешь? – Горислава ухватила с плетёного из ивовых прутьев блюда ломтик копчёного сала, вскинула на годи глаза.

Дагфинн поморщился.

– Не время сейчас, княжна. Не поминать бы... не ровён час, накличем.

Горислава только коротко кивнула в ответ, мысленно браня себя пустомелей. Могла бы и сама подумать про то. Слова... они не просто слова. Всякое изречённое слово, опричь человека, слышат и все вокруг – и вода, и ветер... донесут до какого-нибудь страшилища глубинного, услышит оно, и посчитает, что его зовут. Не пустомелю ли, помянувшего назвище, в жертву чудищу первым отдадут, чтобы откупиться?

Впрочем, Дагфинн за себя боялся меньше всего. Решат его в жертву отдать морской великанше какой-нибудь, ну что ж – так, видимо, тому и быть. Особливо если сам её накличет по глупости.

В иное время может и не побоялся бы годи рассказать невесте конунга про морскую нечисть, хоть бы и про Гренделя с его матерью, но не сейчас. Сейчас – слишком опасно. То зыбкое и непонятное состояние невесты, вышедшей из своего рода, и не вошедшей ещё в род жениха, живущей между мирами, само по себе притягивало внимание Того мира. Тем более, в отсутствие самого жениха. Тем более, здесь, в море, на меже двух миров. Дагфинн-годи во время этого перехода от Русалы до Аланда иной раз прямо кожей ощущал, как кнорр пробирается сквозь плотную незримую стену, разделяющую два мира. Нет, они не покинули Мидгард, но миры всё-таки были разные: мир свеев и гётов, данов и ютов, раумов и халейгов, мир, где властвуют Один и Фрейя, Тор и Тюр – и мир словен, кривичей и дрягвы, мир, где хозяева Перун и Мокошь, Велес и Ярила. Ишь, даже нечисть у них разная, в этих мирах. Годи иногда удивлялся, что другие не ощущают того же, но потом вспоминал, что не всякому дано. А он – годи, он ближе к богам, чем все другие люди. В иное время он и сам ничего бы не почувствовал. Но не сейчас.

Оружного ворога Дагфинн на море не боялся – вместе с кнорром, на котором годи вёз невесту для конунга, шли два боевых корабля – лангскип и снеккар, резали волну острыми носами невдали от кнорра, шла вместе с ними и полоцкая лодья с воями Всеслава Брячиславича – честь честью провожал отец старшую дочь замуж. Боялся Дагфинн того, что страшнее оцела и оружных врагов – колдовства, сглаза.

Княжна, помолчав несколько времени, заговорила об ином:

– Ты хорошо знаешь наш язык. Откуда?

– Я бывал в Гардарики раньше, – годи прищурился, словно вспоминая о чём-то приятном. – И кроме того, недалеко от Уппсалы есть большое вендское поселение, так и называется – Вендель. Да и в Сигтуне много вендов живёт. Венды с Поморья и из вашей страны – купцы, ремесленники, воины. Много.

– К тому же у меня отец... венд, – добавил Дагфинн так, словно сплюнул.

– Но ведь имя у тебя... – Горислава не договорила.

– Я никогда его не знал, – годи хищно оскалился, и Горислава в который раз поразилась его многоликости – теперь превращение было похоже на иное, словно оленья добродушная и осторожная морда вдруг обернулась волчьей. Оскалилась на миг и исчезла вновь. Непрост годи Дагфинн, ох непрост. И меч он носит явно не для вида. Будь он родственником умерших конунгов, вряд ли её жених мог бы надеяться сесть на престол Свеарике, – промелькнула вдруг трезвая и взрослая мысль. Горислава мотнула головой, отгоняя зряшние думы – нет никакого «если бы», что совершилось, то совершилось, и нечего гадать, как оно могло бы случиться иначе.

– Я – дитя вендского набега... – Дагфинн отворотился, видимо, вспомнив что-то из детства (небось, вендским подарком дразнили ровесники, пока не вырос и не научился носы на бок сворачивать). Венды-варяги часто приходили набегами на побережье Свеаланда и Гёталанда, и таких «вендских подарков» среди жителей побережья было немало даже и среди знатных родов.

– Где мы пристанем к берегу?

– На скеппслаге в Уппсале. Уже близко.

– Сколько незнакомых слов, – весело сказала Горислава. – Что такое скеппслаг?

– Прибрежная земля, – в охотку пояснил годи. – И люди, которые на этой земле живут, тоже называются так.