Земля последней надежды. Свиток 1. Дети конопатого бога

– Кому?! – с лёгким презрением переспросил старый Басюра, приподнимая седую бровь. – Я Господину Великому Новгороду служу, а не тому, кого из Киева пришлют. И не тебе, пёс княжий, на меня гавкать! Убери своих с моста!

– А ты попробуй убери их сам, – неприятно усмехнулся Корьят в предчувствии крови. То, что без неё не обойдётся, он понял сразу же, как увидел Басюру. Не простит ему Басюра кровь своего сына…

За спиной старосты раздались возмущённые крики – кривичи готовы были уже ринуть на слом, уставя копья. Корьят чуть побледнел – то ли сдержат его вои натиск всей кривской силы, то ли нет… хотя в узости-то моста…

Но додумать помешали.

В глубине Людина конца встал восторженный вопль. Он медленно катился по городу, приближаясь к мосту, и староста холодно усмехнулся, как человек, вдруг осознавший в себе дополнительную силу, а Корьят побледнело ещё больше. Оба прекрасно поняли, ЧТО означал этот крик.

На мост с кривской, софийской стороны въехал всадник. Вороной конь – ни единого белого волоска – алое корзно и величавая осанка, серебряные пластинчатые доспехи.

Князь Всеслав!

Полоцкий оборотень приближался, раздвигая кривских воев конём, словно корабль – воду. Всеслав подъехал вплоть к старосте и гридню. Басюра тут же отступил назад, чуть склонив голову перед прямым потомком Велеса.

Корьят встретился с князем взглядами. Пронзительный взгляд тёмно-зелёных глаз из-под густых бровей. Тёмно-русые волосы – длинные, вопреки войскому обычаю (Велесов потомок и не мог бы иначе). Короткая мягкая бородка не может скрыть по-волевому выпяченную каменно-твёрдую челюсть.

Гридень не выдержал первым. Отвёл глаза. Потупил взгляд.

– Слава! – грянули голоса кривских воев.

И тут же подхватили голоса сзади:

– Слава!

Кориат затравленно оборотился – из-за домов и заплотов, из дворов и переулков выходили оружные посадские.

Словене.

Кориат на миг от неожиданности даже дыхание потерял. Потом понял. Понял, отчего по городу всю зиму и весну то тут, то там видели вездесущих и неуловимых ведунов.

Крещёные, но не забывшие своих древних богов новогородцы шли встречать СВОЕГО князя.

Теперь и к Софии не прорваться, владыке Стефану не помочь.

Гридень сглотнул, отчаянно глядя в холодные зелёные глаза полоцкого князя, и рванул из ножен меч.

А опричь князя рыжий полоцкий гридень уже нацеливался впереймы Корьяту, тоже бросая руку к рукояти меча.

Но их обоих опередил старый Басюра. Нагой клинок в его руке метнулся стремительной змеёй, и в горле Корьята возникла острая режущая боль, а ноги вдруг ослабели и уже не могли держать тело в седле.

Всеслав даже не шелохнулся, только мановением руки остановил рванувшегося к уже упавшему литвину рыжего Несмеяна.

– Покинь… тут уже ни добавить, ни прибавить…

На Софии заполошно бил колокол. Епископ стоял на паперти, разглядывая растекающуюся по городу кривскую рать. Шли мимо собора полочане и менчане, шли витебчане и плесковичи. Сильную рать собрал нынче полоцкий оборотень, сильную…

И хоть бы один, мимо собора проходя, шапку снял или перекрестился! Епископ бессильно сжимал кулаки, в злобе кусал губы. Верно, верно доносили из Полоцка слухачи про язычество Всеславле, истинную правду говорил и полоцкий епископ Мина… вспомнив про полоцкого епископа, Стефан улыбнулся уголками рта – верно сделал, что отправил его в Киев – пусть митрополит да великий князь послушают про полоцкое нечестие.

Города удержать не удалось. Когда хмурые, прячущие глаза вои принесли на епископский двор окровавленное тело Кориата, Стефан понял, что это – конец. И тут же пошёл к Святой Софии, благо идти было недалеко – жизнь окончить хотелось около святыни.

Сзади – шорох. Тонкий слух ромея заслышал его даже сквозь гулкий набат колоколов. Стефан оборотился и столкнулся с тоскливым и кротким взглядом настоятеля собора.

– Чего тебе?..

– Что же делается-то, кир Стефане?.. – со сдавленным страхом спросил настоятель, крестясь. – Ведь это же – язычников нахождение!

– Оно, сыне, оно, – вздохнул епископ и тоже перекрестился, размашисто овевая лицо широкими рукавами саккоса. Подумал и сказал. – Ты б убрал звонаря-то со звонницы… неровён час – стрелой снимут.

Настоятель чуть приоткрыл рот от удивления, но ни сказать, ни сделать ничего не успел – у паперти остановились несколько богато одетых всадников, с любопытством разглядывающих собор. А епископ с не меньшим любопытство разглядывал их.

Передний, от которого так и тянет величием, княжьей статью и чем-то неописуемым и непонятным, присущим только владыкам, невидимым, но враз заметным (на Востоке это называют – фарр), зеленоглазый, в серебряной броне и алом корзне – это, несомненно, сам полоцкий оборотень, князь Всеслав Брячиславич.