Земля последней надежды. Свиток 1. Дети конопатого бога

Гридня этого Несмеян знал плохо – тот поступил к Всеславу после торческого похода, ещё шесть лет тому, но всё время был при витебском воеводе, а в войско попал перед самой битвой на Черёхе, несчастливой для новогородской рати. Знал только Несмеян, что гридень этот родом из Чернигова, когда-то отец его служил сначала, как и княжий пестун Брень, Мстиславу Владимиричу Удалому, а после – самому Ярославу Владимиричу Хромому, а дед – Владимиру Святославичу. Помнил ещё, что Всеслав переездом гридня был очень доволен (как же звали гридня-то, дай Велес памяти?) – доволен, что гридень такого знатного рода перешёл к нему, к изгою.

Гордей.

Назвище вспомнилось внезапно. Христианское имя. Гридень был выкрестом – рождённый в христианстве, в кривской земле он воротился к почитанию русских богов. Но имя сохранил… благо и звучало понятно.

– Видоки или послухи есть? – глухо спросил Всеслав, не сводя глаз с Гордея.

– Как не быть, княже, – скорбно ответил купец.

– Так, – непонятно сказал князь, чуть опуская глаза. – А ты что же, Викула Гордятич, не сопротивлялся? Так и слушал его, как овца? Не ударил, не помешал? Помощи у сябров не просил? Я тебя знаю, ты ведь храбрец каких мало, саморучно как-то у Витебска двух татей зарубил…

А купец-то – хват! – подумал Несмеян почти весело.

Викула побагровел.

– Так он же… твой человек, княже!..

А всякая власть – от бога, – мысленно дополнил Несмеян со злобой.

– И потом… у него же оружие… меч…

– Храбрец, – всё так же непонятно сказал князь, но Несмеян понял – Всеслав говорит о гридне. С презрением говорит. Ещё бы – с мечом на купца.

– Да и вои с ним были…

Всеслав на мгновение изменился в лице, взгляд его стал страшен. Купец поперхнулся.

– Много? – от голоса князя кровь стыла в жилах.

– Трое, – прошептал Викула, опустив глаза.

Князь повёл бровью, воевода Брень коротко кивнул, и воев привели. Эти не были столь бесстрашны, как их господин. Кривичи, они знали норов своего государя.

Говорили видоки и послухи. Трое.

Плохо было дело Гордея.

Но и сейчас это мог быть оговор.

Но вот князь остановил третьего послуха коротким движением руки и поднял глаза на гридня:

– А ты что скажешь, Гордей Мальжич?

Гридень пожал плечами.

Молчал.

– Правду ли говорят эти люди? Или может, врут на тебя облыжно?

– Я в своём праве, княже, – холодно бросил Гордей. – Мы взяли для тебя этот город мечом! И, стало быть, добро его жителей – наше! Наша добыча!

Новогородцы ахнули. И все враз загомонили. А полоцкие кривичи молчали. И теперь уже никто из них даже ни на резану, ни на полногтя не завидовал черниговцу.

Всеслав шевельнул рукой. Гомон стих.

– Ты – гридень, – сказал князь медленно. – Добыча тебе – чем я, князь, тебя награжу!

– Или забыл ты, княже, как торческие становища зорили с киянами шесть лет тому! Как с литовских да ливских земель добычу брали?

– Ты торков да литву с кривичами и словенами не равняй! – Всеслав усмехнулся. – Там – чужие, тут – свои! И новогородцы сами на нашу сторону стали, никаким мечом ты города не добывал!

Гордей начал понимать. Он слегка съёжился, втягивая голову в плечи.

– Воям, которые помогали в грабеже и насильстве – по десять батогов! – ледяным голосом сказал князь. – Награбленное воротить. Девушку одарить из княжьей казны – двадцать гривен.

Толпа ахнула вновь – никто из новогородцев не ожидал, что князь велит взыскать с воев и гридня, словно с простых людинов.

– Семью гридня, опозорившего князя и свой род, навечно переписать в мужики, – всё с таким же ледяным спокойствием продолжал князь. Несмеян вновь прищурился, и снова увидел за спиной недвижную фигуру Славимира. Ан нет, не недвижную. Тень медленно кивала косматой и рогатой головой в такт словам князя, рога бросали солнечные искры – утверждала приговор. – Самого же гридня… взять! – бросил Всеслав резко.

Несмеян, вздрогнув, открыл глаза. Гордей, уже поняв, что его дело плохо, рванулся к княжьему креслу, но двое воев уже схватили его за руки, а третий ударил в спину подтоком копья, сбивая с ног.

Всеслав коротко мотнул головой в сторону обрыва. Руки Гордея захлестнула верёвка, шею стянула тяжестью удавка с камнем на конце.

– Княже! – хрипло-горловой вопль – отчаяние и изумление! Гордей так ничего и не понял.

Глухо бухнула под откосом яра вода – Волхов впервой за три сотни лет получил столь значимую жертву! Все вслушались.

Умеючи можно выплыть и в плаще и в сапогах, и даже со связанными руками. И даже с камнем на шее.

Но под яром раздался вдруг глухой короткий рёв, с которым смешался отчаянный животный вопль – уж не сам Змей Волхов принял жертву?

Величественная фигура за спиной Всеслава удовлетворённо склонила голову.

В ночи звучно многоголосо гремели цикады. Несмеян швырнул в Волхов камешек, несколько мгновений глядел на разбегающиеся круги. Взял второй.

– Покинь, – негромко сказал Витко, не подымая головы.

Друг сидел на большом камне у самой воды.

– Чего? – переспросил Несмеян.

– Не надо, – тихо сказал Витко. – Смотри, как хорошо.

Ночь и впрямь стояла хорошая – тишина, ни ветринки, и вода в Мутной-Волхове – не шелохнётся.

– Знал его? – Несмеян не уточнил – кого. И так было ясно.