Земля Тиан

— Постойте, — вмешался Тенишевский, — с этими людьми сладить можно. Чем меньше они знают европейцев, тем больше уважают. Не очень это почтенно нас аттестует, но — факт. А здесь мы, как видно, в диковинку. Значит, г-н Ван, хоть и с перепугу, а рассудил правильно.

В глазах Тенишевского мелькнул задорный огонек.

— Я пойду туда! А вас, г-н Ван, попрошу тоже. Вы будете переводить мои распоряжения. Не бойтесь, — добавил он, видя, что переводчик трусит. — Пойдемте. Вот только я побреюсь!

Через 10 минут Валериан Платонович, накинув на плечи свой белый пиджак, в шлеме, с трубкой Дорогова в зубах и с веером подмышкой, снова появился в столовой.

— Ты хоть шлем снял бы, жарко, — заметил Дорогов.

Валериан Платонович хлопнул ладонью по шлему.

— Нельзя, — весело сказал он. — Символ престижа. И трубка тоже… Г-н Ван, поехали!

Он стал спускаться с лестницы. Ван нехотя поплелся сзади. Маруся сорвалась с места.

— Валериан Платонович, и я с вами!

— В восемь часов, — оборвал ее Тенишевский. — До восьми, Марусенька, сидите дома. Вас всех Павел приведет.

Время тянулось медленно. В театре все было, очевидно, благополучно, так как вестей оттуда не поступало. Наконец, ровно в восемь, из ворот по косой улочке выступило шествие.

Все население улицы от мала до велика высыпало из домов. Ребятишки, разинув рты, толпой сопровождали процессию. С каждым кварталом толпа эта росла. И неудивительно. Окажись на месте этих чумазых китайчат хоть сами родители Терпсихоры, античные греки, — вряд ли они вели бы себя иначе. Подобного зрелища еще никогда не видел Сиан Тан за все многовековое свое существование. Впереди, с электрическим фонарем в руке и со скрипкой подмышкой, шел Павел Александрович, за ним Клавдия и Шура, нагруженные разноцветными, торчащими во все стороны перьями, потом Елена и Маруся, неся в растопыренных руках розовые «пачки», и сзади Ангелина и Тася, еле видные под грудой разноцветного шифона. Шествие замыкал Терентий, как папуас задрапированный соломенными гавайскими юбками. На плече он нес связку бутафорских томагавков, а в свободной руке — фонарь.

Уже за полквартала до скудно освещенного входа в театр стал слышен дикий хаос голосов.

Под самым плакатом, на котором была изображена похожая на крокодила балерина с задранной ногой, стоял худенький мальчик. Весь красный от натуги, он махал рукой и орал, устремив взоры кверху:

— Три человека идут!! Три человека!!!

Пот ручьями стекал с его лица.

Из мрака переулка, одновременно с Дороговым, действительно показались три пожилых степенных горожанина в длинных халатах.

— Три билета! Три билета!.. — взвыл голос внутри театра.

В «фойе», если можно назвать так перегороженное деревянной решеткой полутемное помещение с земляным полом, столпотворение вавилонское было в самом разгаре. За высоким прилавком у решетки в поте лица трудились три кассира. Первый, предупрежденный воплями привратников, отсчитывал нужное количество билетов нанизанных на длинный гвоздь и совал их в руки покупателям. Второй, навалившись грудью и животом на прилавок, хватал, вырывал из рук приготовленные деньги и поспешно совал их под себя, время от времени сгребая накопившуюся кучу бумажек и медных монет в ящик. И третий, защищенный надежной толщей прилавка, — на свободе приводил выручку в порядок: пересчитывал и складывал.

Хозяин театра, видавший такой наплыв публики только один раз в жизни, в дни гастролей Мей Лян Фана[30], стоял за спинами кассиров и подзадоривал публику, как крыльями, размахивая рукавами халата.

— Май пьо! Май пьо!! Пьо дзы!![31]

У самой решетки на высоком стульчике сидел Тенишевский. Одной рукой он опирался о прилавок кассы, в другой поднял веер. Трубка в зубах его потухла, шлем был сдвинут на затылок. По лицу стекали струйки пота.

— Три человека купили билеты! Три человека! Три человека!! — неистово завопил голос из-за решетки. В ней тотчас заколыхалась и приоткрылась узкая дверь. Вся толпа, заполнявшая «фойе», тотчас ринулась в эту щель… Степенные «три человека, купившие билеты» потонули в этой толпе, как камешки в море.

У двери началась свалка.

— Май пьо! Говорят вам!.. — рявкнул Тенишевский и звонко щелкнул веером по чьей-то голой спине.

— Пьо, эфиопы!!

Толпа испуганно осела. «Три человека, купившие билеты» воспользовались этой передышкой и, толкая друг друга, как будто спасаясь от погони, протиснулись в щель приоткрытой двери, прямо в объятия Вана, который отобрал и проверил их билеты.

— Три человека идут с билетами! — зычно возвестил голос в глубине театра.

Толпа, как будто очнувшись, снова насела на решетку. Но дверь уже закрылась и два здоровенных, голых до пояса кули налегли на нее изнутри.

— Два человека идут! — донеслось с улицы. — Три человека! Пять человек, пять человек!!

Труппа с трудом протиснулась к двери. Елена остановилась у решетки.

— Что это за спектакль вы тут устроили? — спросила она в недоумении.

— Это не я, — ответил Тенишевский. — Такие уж у них, видно, порядки. Мое дело только овец от козлищ отделять. Купит билет один, а в дверь лезут пятеро.

— Ну и что же, успешно действуете?

Тенишевский засмеялся: