Земля Тиан

— Ничего… Конечно, ухитряются некоторые продраться. Но в общем, «престиж» все-таки влияет. Пуё!.. — гаркнул он вдруг, замахиваясь веером.

Следом за входившими в дверь артистками бочком просовывался какой-то немолодой уже человек с красным лицом. При окрике Тенишевского он испуганно присел, потом вдруг бросился вперед, сильно толкнул Ангелину, прорвался и исчез в глубине театра.

— Черт с ним, — решил Тенишевский. — Полчаса он уже лезет. И вот пролез, наконец!

— Семь человек идут! — донеслось с улицы. — Семь челов-е-е-е-к!!.

— Идите, Елена Николаевна, — сказал Тенишевский, — скорей, пока свободно. Тут сейчас будет баталия…

Широкий, низкий зрительный зал гудел как улей. Вокруг мигающих, шипящих калильных фонарей взлетали тучи мошек. Под фонарями, шевеля новые тучи комаров и ночных букашек, в жарком, тяжелом воздухе медленно колыхались огромные «кантонские фэны» — прямоугольные опахала из белой и желтой материи. Полуголые, замусоленные мальчишки, еле видные во мраке боковых проходов, философски равнодушные к своему бесплодному занятию, меланхолично дергали за веревки, приводя в движение эту своеобразную вентиляцию.

Десятки продавцов с подносами, корзинами, ящиками и проволочными сетками в руках ловко сновали среди публики. Они продавали соленые бобы, дешевые сласти из риса, бамбука и меда, мелко нарезанное, остро просоленное мясо, истекающие соком ломти арбуза, дикие яблочки и сигареты. Каждый громко выкрикивал цену своего товара и старался опередить конкурента. Слуги разносили чай.

Когда Елена вошла за кулисы, там собрались уже все. Маленькая комнатка, освещенная стеариновыми свечами — артистическая уборная (электричество было проведено, но не действовало) — имела вид осажденного блокгауза. Две двери были заперты на крючки и подперты кольями… Наружная стена сотрясалась от ударов.

— Вот удовольствие! — сказала Тася. — Это называется публика!..

— Любопытны уж очень, — заметил Дорогов, — и бедны, как мыши. Билет 20 центов стоит, где ж купить? Вот и лезут. Ван говорит, что крышу разобрали. Пришлось наверху сторожей с палками поставить.

— Тысяча и одна ночь! — засмеялась Маруся.

* * *

Андрей Ильич весь день прослонялся по городу. Несколько раз он возвращался в гостиницу и пытался заговорить с Еленой, но неизменно натыкался на Вана. Утратив, наконец, всякое терпение, Книжников отправился в театр и там, поместившись в заднем ряду, стал ждать. По окончании спектакля он решил поговорить с Еленой во что бы то ни стало.

Он видел, как она вместе с Дороговым прошла за кулисы. Через полчаса из-за потрепанного пестрого занавеса двое слуг вынесли на широкую полукруглую авансцену маленькую фисгармонию. Следом за ними появился Тени-шевский с нотами и Дорогов со скрипкой… На сцене оглушительно прозвучал гонг. По всему театру трелью разлился свисток. Занавес заколыхался, залязгал проволокой и скачками разошелся по сторонам. Андрей Ильич увидел, как Тенишевский поднял руки на клавиши. Фисгармония крякнула и из нее поднялся столб пыли. Дорогов заиграл на скрипке. Тонкий звук ее жалобно отдался в ушах.

Тенишевский честно старался принудить свой инструмент тоже издавать какие-нибудь звуки и работал изо всех сил педалями. Он имел вид человека, стремительно несущегося на велосипеде. Но, видя безуспешность своих попыток, он махнул рукой, встал и удалился за кулисы. Оттуда он вскоре вышел с гонгом в руках, сел на свое место и принял участие в музыке, ударяя в гонг трубкой Павла Александровича. Оба они при этом весело смеялись…

Девушки, очевидно, предупрежденные, не смущаясь этим странным аккомпанементом, выходили одна за другой, исполняли свои номера, быстро переодевались за сценой, снова выходили. В течение всего спектакля театральный служащий, сидя в стороне на авансцене, переворачивал шуршащие листы бумаги, прилаженные в виде огромного отрывного календаря на особой подставке. Эти листы, разрисованные красными, черными и зелеными иероглифами, возвещали публике название каждого номера в свободной аранжировке Вана:

Танец лошади.

Солдатский танец.

Танец в штанах.

Французский танец

и так далее, все в этом же стиле.

Программа шла бойко. Публика сначала загадочно притихла, но, когда на сцене появилась Маруся в соломенной юбке и лифчике из цветов и, мило улыбаясь, исполнила совершенно порнографический гавайский танец, зрители повскакивали с мест и разразились неистовым ревом, свистом и криками «хо!»[32]