Однообразие путешествия сильно действовало Тенишевскому на нервы. Он фотографировал берега, играл с Дороговым в шахматы, а с Ваном — в китайские шашки, учил китайские слова, но такое убивание времени его не удовлетворяло. Валериан Платонович томился, выдумывал для себя различные занятия. Торчал в машинном отделении, учился править штурвалом и смертельно скучал. В конце концов он обратил внимание на девушек. Вечерами, когда жара спадала, они собирались на крошечной носовой палубе и размещались там кое-как. Валериан Платонович рассказывал им страшные «истории», которых знал множество. Маруся слушала его с жадным вниманием, не сводя глаз с его лица, а Тася посмеивалась и кокетничала. Она старалась всегда, как будто случайно, сесть с ним рядом, курила его сигареты и не пропускала случая при свете вспыхнувшей спички обдать Тенишевского насмешливым взглядом своих холодных глаз под размашистыми накрашенными бровями.
Валериан Платонович умел в любой обстановке чувствовать себя как рыба в воде. Он без труда попал в тон этим простым и, в общем, совсем неразвитым девушкам. На постоянные Тасины заигрывания он отвечал шутками и вскоре между ними завязался род флирта, грубоватого, но пока совершенно безобидного.
Впрочем, теперь, сидя под тентом на корме катера с головой, повязанной полотенцем, Валериан Платонович был занят совершенно иными заботами, в которых Тася не играла никакой роли.
Обстановка путешествия заставляла его призадуматься. Поведение Лю становилось все более подозрительным. Прежде всего, его поступки никак не вязались с его положением антрепренера. К коммерческой стороне дела он был как будто совершенно равнодушен, спектаклей с самого Сиан Тана нигде не было. Бегство Елены тоже не произвело на него никакого впечатления.
«Что он — опиекурильщик, что ли? — рассуждал Тенишевский. — Тогда ему, конечно, все на свете безразлично, даже если он и прогорит с этим делом. Была бы трубка…»
Но самое тщательное наблюдение не дало результатов. Лю курил только табак. Иначе его выдал бы запах опиума, заглушить который невозможно.
Прямых указаний на какие-либо махинации со стороны Лю ничто не давало. Его постоянные отлучки могли быть, действительно, вызваны коммерческими операциями, которые он повсюду совершал, а в остальном он вел себя скромно и даже замкнуто. Деньги еще в Чан Ша заплатил всем вперед за месяц и обещал дать еще по приезде в Гуй Ян, так как не хотел везти большой суммы наличными с собою…
Но, несмотря на все эти утешительные данные, некий червь сомнения беспрестанно точил Валериана Платоновича и заставлял его быть настороже. Он в десятый раз осмотрел и смазал свой револьвер и спрятал его в футляр от фотографического аппарата. Патроны в коробках от какао хранились у него на самом дне чемодана.
Посвящать Дорогова в свои соображения Валериан Платонович не хотел. У Павла была на этот счет своя особая точка зрения. В сомнительном поведении Лю Дорогов не видел ничего угрожающего и все подозрения относил за счет беспокойного характера Тенишевского. Сбить его с этой позиции можно было, только сообщив или показав ему что-нибудь действительно изобличающее Лю.
Вана Валериан Платонович не задумываясь определил, как человека подлого и трусливого. В настоящий момент, сидя с сигаретой под тентом, он как раз и был занят размышлениями о том, что хотя Ван и подлец, но подлость его должна быть использована, а не пропадать втуне. Дело было за тем, какое ей найти применение.
Дорогов подошел к нему без пиджака, в шлеме, сдвинутом на затылок. Те-нишевский посторонился.
— Садись, Павел: я тут рассуждаю сам с собою. Слыхал польскую поговорку — «добже собаци и муха в студне»? Вот на эту тему я и философствую.
— Какая еще муха? — с неудовольствием спросил Дорогов, усаживаясь рядом с Тенишевским на доски палубы. — Несерьезный ты какой-то, Валериан. Вот я с тобою как раз поговорить об этом хочу…
— Наоборот, — весело возразил Валериан Платонович, — я самым серьезным образом размышлял. «Муха в студне» — это фигуральное определение г-на Вана. Его следует использовать.
— Да ведь он, наверное, прохвост, — заметил Дорогов. — Что ты хочешь ему поручить? Помнишь, этот, Книжников, рассказывал, как он с него за проезд из Чан Ша двадцать долларов содрал? Жулик.
— Знаю, — отвечал Тенишевский. — Вот это качество его я и хочу использовать. Найму его следить за Лю.
Дорогов пожал плечами.
— Что тебе надо от Лю? Для чего ты его все время в бандиты рядишь?
— Я не хочу попадаться врасплох, — с расстановкой ответил Валериан Платонович, — мера предосторожности не помешает. Он не бандит, я полагаю, но если он сядет в кутузку, я не хочу задерживаться из-за него в пути. Черт его знает, чем он торгует. Коммерсант!.. Да с тобою об этом бесполезно разговаривать. Ты все считаешь, что я фантазирую.
— Смотри, не вляпайся, — посоветовал Дорогов и принялся выбивать свою трубку о борт. — Будет очень некрасиво, если Лю об этом подкупе узнает.
— Я еще не решил, — сказал Валериан Платонович. — Все это только пока проект. Во всяком случае, не вляпаюсь, не беспокойся.