Земляничный вор

А отец после этого никогда больше не был прежним. И никогда не говорил об истории с Василиу, но в самом дальнем углу гардероба хранил полную коробку газетных вырезок. Он снова стал сильно заикаться, гораздо больше, чем раньше, и я в итоге с трудом мог вспомнить, как по-настоящему звучит его голос; да и воспоминания о той ночи несколько стерлись в моей памяти, стали неясными и очень далекими. Отец отправил меня учиться в Ажен, и большую часть времени до шестнадцати лет я проводил в школе. Почти все мои приятели тоже были родом из деревень, так что им, как и мне, было трудновато каждый день в Ажен приезжать, вот всем нам и пришлось жить в интернате. Отца я видел только во время школьных каникул, да и то он вечно был занят какими-то своими делами, а я мог развлекаться как угодно. У отца к этому времени появился новый проект, поглощавший львиную долю его времени: он заказывал сотни дубовых саженцев и высаживал их вокруг той рощицы, где был старый колодец, и вдоль кукурузного поля. Он даже кое-кого из речных людей в работники нанял, и делами на ферме занимались в основном они, а он все носился со своим загадочным проектом. У каждого в Ланскне была на сей счет своя теория. Наиболее популярной была та, что мой отец пытается создать идеальные условия для трюфелей. Трюфелям очень подходят дубовые рощи, и потом, за трюфели можно выручить куда больше денег, чем за пшеницу или подсолнечник. Второе предположение, почти столь же популярное, – то, что мой отец окончательно спятил. Хотя, конечно, после смерти Мими он уже не был прежним. И все больше замыкался в себе; он, по-моему, и разговаривал-то крайне редко и лишь с теми речными людьми, которые работали у него на ферме. А дубы ведь долго растут, десятилетиями, и даже если бы отцу повезло и трюфели все-таки там появились бы, то, уж точно, не при его жизни. Однако отец стоял на своем и успел посадить более десяти тысяч деревьев – одни в виде желудей, другие в виде саженцев – за те восемь лет, что прошли со дня смерти Мими до его собственной кончины.