Земная твердь

Когда в леспромхозе заговорили о новом молодежном лесоучастке на Крутихе, кто-то предложил кандидатуру Тимофея Григорьевича на пост руководителя участка. Что ж, человек деловой, хозяйственный, умеет с нужными людьми связь поддерживать — возражений особых ни у кого не возникло. И вот директор леспромхоза Поликарп Фролович Кузовкин пригласил Тимофея Крутых в свой кабинет. Перед тем, как начать разговор, поздоровался за руку, предложил папиросу и даже спичку зажженную поднес. Закурили, пустячными вопросами перебросились, и тогда Кузовкин без обиняков спросил:

— А пошел бы ты, Тимофей Григорьевич, работать мастером участка?

У Крутых мгновенно вся лысина покрылась испариной — для ответа слов не нашлось. Он никогда и в думах не держал такого. А директор говорил:

— Новый участок мы создаем. Слышал, конечно. И нужен туда хороший хозяин. Сам понимаешь — стройка. На голом месте. В лесу. К следующей весне туда приедут комсомольцы, и будешь с ними рубить лес. Но об этом после. А сейчас пока нужен крепкий хозяйственник, который, понимаешь, умел бы оборачивать дело вокруг кулака. Нужно, скажем, железо — достал. Нужен шифер — достал. Моторы, как хлеб, как вода, нужны будут. Достанешь?

— Так точно. Поговорю с Фокой Ивановичем, думаю, не откажет, — невозмутимо ответил Крутых.

Вначале Тимофей Григорьевич подумал, что Кузовкин шутит с ним, но, когда речь зашла о том, что на новый участок нужен пока не столько мастер, сколько добытчик, кладовщик понял, что его действительно выдвигают, и выдвигают, пожалуй, наобум. Однако предложение сразу не принял. Попросил время на размышление и размышлял два дня. Решившись, тут же в складе переодел чистую рубашку, галстук, поплевал на ладони и почистил пиджак, причесал волосы. Потом запер дверь на пудовый замок, притиснул к косяку сургучную печать и пошел в контору.

Так вот и стал Тимофей Григорьевич Крутых мастером участка. Руководители леспромхоза промашки не дали. Крутых приковал себя к работе, стиснув зубы. Как ни месяц, так на берегу Крутихи два-три новых объекта. Натаскал туда бывший кладовщик такую прорву всяких материалов, что хоть к нему на поклон иди, если надо железа, шифера, кабеля или цемента.

— Умеет мужик обрастать, — говорили о нем в леспромхозе. Сам Крутых даже посмеивался над собою, когда приходилось вспоминать о своем страхе перед новой должностью. Но так было до поры, пока не приехали на участок молодые лесорубы, пока не встретился мастер участка с боевым, горячим народом.

Как только Тимофей Григорьевич увидел ребят, их одежду горожан, услышал их речь, к сердцу его пробрался холодок. Он понял, что приехал новый рабочий, культурный, грамотный, дерзкий, напористый. На чем перед ним будет держать свой авторитет Крутых? На власти начальника? Пойди вон, запугай того скуластого. Да он ни во что не верит, ни в черта, ни в чох. А нужных слов — признавался сам себе Крутых — у него для этого парня не найдется. И это страшило.

Уже на станции, в первый час встречи, у Тимофея Григорьевича появилась в душе какая-то боязнь перед новыми людьми и недружелюбие к ним.

Желая выведать впечатления директора леспромхоза, Крутых ввернул было:

— Вольный, я говорю, народец приехал, а, Поликарп Фролович?

Кузовкин отозвался с восторгом:

— Орлы прилетели, Тимофей Григорьевич. Орлы. Они чудеса сделают на участке.

«Орлы, — отходя прочь, думал Крутых. — Орлы. Эти орлы, я говорю, дадут прикурить. Они чудес наделают».

Первым и большим «чудом» он счел то, что ребята не прислушались к его голосу и не завернули восвояси скуластого варнака Сторожева. А ведь он, мастер участка, первая голова в поселке, посоветовал им это на собрании. В другой раз до приказного тона взвинтил свой голос Тимофей Григорьевич, выступая против того, чтобы не выставлять на доску Почета портрет Сторожева. И все же комсомольское бюро отмело его возражения. Будто тут выступал не мастер участка, а какой-то караульщик дед Мохрин. Как же работать с такими партизанами?

После ужина, как и условились, Илья Васильевич Свяжин и Петруха встретились у конторы и к Тимофею Крутых вошли вместе. Мастер принял их недружелюбно: он не любил поздних посетителей. Сняв очки и смигнув с глаз усталость, спросил в лоб:

— Зачем? Я сводку составляю.

— Сводничать — ни работать, — пошутил Свяжин и сел на скрипучий деревянный диван с отбитым подлокотником. — Пришли к тебе, Тимофей Григорьевич, посоветоваться, потолковать насчет малых комплексных бригад. Давайте на первых порах объединим лесорубов хотя бы только нашего волока в бригаду. Понимаете, чтоб каждый отвечал за весь комплекс заготовки. Чокеровщика надо, конечно, сократить, а связывать воз будут сами сучкорубы. Очищать лесины мы им поможем.

Поджав губы, Крутых хмуро слушал Свяжина. Наконец сказал:

— Ты постоянно, Илья Васильевич, пристаешь ко мне с какими-нибудь заковыками. Что тебе дались эти бригады? Ты работаешь и работай, а в чужие дела не лезь. Как организовать труд, технологию и вообще все прочее, я говорю, у нас есть кому, слава богу, и без тебя.