Земное притяжение любви. Сборник

Ранним утром, когда еще молочно-сизый туман гнездился в пойме поросшей камышами речки Джарджава, что в окрестностях Керчи, я пришел на побережье залива – в укромное место за Цементной слободкой, больше известное керчанам как Бочарка. Утро выдалось тихое. Штиль, и на мелководье у берега с большими и мелкими камнями -валунами, за лето выбеленными солнцем, словно сквозь прозрачную призму, видно дно. Камни под водой поросли зеленовато-бурыми водорослями, черными ракушками мидии, прочно прицепившимися ворсинками – бисусами.

Вижу, как на песчаной отмели боком прополз крохотный краб, а над ним проскользнула рыбешка-игла. В сотне метрах от берега на резиновой лодке с веслами заядлый рыбак, еще раньше меня прибывший на Бочарку, выуживает удочкой рыбешку за рыбешкой.

Наверняка, бычков, хотя если запасся с лиманов морским червем, то есть шанс поймать кефаль, пиленгаса, либо саргана. Улов он кладет в садок, но вот одну из мелких рыбешек бросает в воздух. И тут же десятка два чаек, расположившихся поблизости, поднимаются следом. И лишь одной из них, самой шустрой, удается полакомиться. С криком они опускаются на воду поодаль, зорко наблюдая за движениями рыбака.

В отличие от них неутомимый нырок, пропадая в глубине на две -три минуты, сам добывает себе пропитание. Вынырнет в нескольких десятках метров от прежнего места и снова погружается в воду. Нырок, точнее и не назовешь эту птицу.

Я тоже приготовил удочку. Достал из воды ракушку мидии, разбил ее и желтую мякоть нацепил на крючок. Для бычков – это лучшее лакомство. Взмахнул бамбуковым удилищем и забросил леску с грузилом в воду, в светлое оконце с песчаным дном. Минуты через две-три поплавок заплясал на поверхности, а потом резко ушел под воду.

Потянул удилище, ощущая, как упругой тетивой, натянулась леска. В лучах солнца серебристо сверкнула рыбешка – бычок кругляк. Через час-полтора в моем садке – мелкоячеистой сети – уже было десятка три бычков – кругляков, ротанов , каменщиков…

Опустил садок в воду, закрепив его у берега. Увлеченный ловлей, отошел метров на пятнадцать и неожиданно услышал за спиной громкий всплеск. «Неужто бычки в садке разгулялись, пытаясь вырваться на свободу, в родную стихию?» – подумал я.

Возвратился к садку и увидел змею, застрявшую в узкой ячейке. Она, изгибаясь, тщетно пыталась выбраться из западни. Очевидно, успела заглотнуть одного из бычков, ее тело увеличилось в диаметре, вот и оказалась в ловушке. Надрезал ножом ячейку, и змея, лавируя между подводных камней, ушла вглубь. Безобидное существо, почему-то вызывающее неприязнь и страх у людей. На побережье Азовского моря, где их особенно много, есть мыс Змеиный.

Огляделся, вдалеке в направлении Минного причала, что у мыса Ак-Бурун, увидел одинокого рыбака со спиннингом. Вспомнил, как в июле и августе здесь с розового рассвета и до малинового заката царило оживление. Звенели голоса детишек, резвившихся в теплой, как парное молоко, воде на песчаной отмели.

Абориген из Цементной слободки с большим прямоугольным садком усердно бороздил воду у побережья, добывая деликатес – рачков-креветок. Ныряльщики из глубины доставали ракушки мидии и рапана. Пловец в ластах и маске с ружьем в руках охотился на крупную рыбу.

На берегу курились дымки над таганками, сложенными из камней, на которых гурманы поджаривали мидии – богатый белками моллюск. В акватории залива белели паруса яхт и виндсерфингов.

Нынче пустынно. Прозрачная вода обжигающе холодна. Камни оплетены высохшими на солнце водорослями. Я взвесил на руке улов – достаточно. Хватит и на уху, и коту Маркизу полакомиться.

Каждый на море охотник – рыбак, нырок, чайка, мартын, змея, и всех оно кормит. С этой мыслью, собрав удочки, поднялся мимо полуразрушенного дождями и ветром старинного грота на холм к озеру и далее по тропинке в урочище.

КРАСНЫЙ ЛИСТ

Красный смородиновый лист затрепетал на гибкой ветке, словно сигналя о приближении буйной поры листопада. А рядом загорелось еще несколько светляков с небрежными мазками багряной акварели. Я прикоснулся к влажному от утренней росы листку с ощущением, что вдруг обожгу ладонь, как о раскаленные угли. Но вместо ожидаемого ожога, ощутил прохладу остывшего за ночь листка. Он хрупко отделился от ветки и диковинной бабочкой, промелькнув среди упругих прутьев, опустился на почву. Легко и отрешенно.

Мне довелось побывать на этой уютной, поросшей по краям кустами смородины, шиповника и боярышника, поляне в ту пору, когда склонившись к сочной траве, ветки были усыпаны красно-черными ягодами. Палило знойное солнце и в каждой бусинке отражался его лик.

Как в далеком детстве, я до оскомины лакомился терпко-сладким соком. И в какие потом дали не уводила меня дорога, думая о родном доме, я ощущал привкус смородины на губах.

И вот я снова на поляне. Осыпались в срок не собранные ягоды, посветлели, стали прозрачнее смородиновые кусты, а шиповник облеплен оранжевыми плодами. Завяли пестрые дикие цветы и распался, растворился в этой сухой траве их некогда веселый хоровод.