— Конечно, — он тоже перестал смотреть вдаль и повернулся спиной к прекрасным видам. — И это будет самое сложное испытание из всех, поверь мне.
Судя по его улыбке, он уже забыл о собственной неприязни к леди Присцилле и наслаждался предвкушением некого забавного зрелища, которое ожидало его за обедом. Того, как одна глупая маленькая совсем не леди будет пытаться противостоять респектабельности и аристократизму.
— Не переживай так, — Кондор с усмешкой похлопал меня по плечу. — Тебя хотят лишь формально представить еще одному члену семьи, требовательному, но достаточно справедливому. Пойдем, где-то наверху было место, где подают кофе. Тебе не помешает. Там поговорим обо всем остальном.
В смятенных чувствах я вложила свою ладонь в его и позволила увести себя назад, на уходящую вверх дорогу.
— А… — попыталась я, когда мы застыли перед ступеньками, ведущими в цокольный этаж, откуда доносились голоса и запах кофе и выпечки.
— Нет, — Кондор вздохнул так, словно бы я была его проклятьем. — Меня не напряжет.
Глава четвертая: De Profundis
Когда люди были маленькими и жили, копаясь в земле и страшась ночных шорохов, они придумали себе богов — или боги явили себя людям, как основу из основ, причину и следствие, отражение самой природы и ее древних законов, которым подвластна и жизнь, и смерть. Те боги не были жестоки, хотя сейчас кажутся именно такими: так жесток лес и речной омут, так жестоки ледники на вершинах гор и глубины морские, так жестока стихия лесного пожара и февральский голод, и засуха, сжирающая посевы, и полуденный зной, и лед, и ветер.
Это было такое время, когда мир был полон клыков и когтей, и ночной тьмы, и отблесков костров, рядом с которыми жались друг к другу люди, слабые, как слепые котята. Но род человеческий креп и рос, и на смену камням и палкам однажды пришло железо, и крепкие стены из бревен отгородили костры от леса и от зимы. Человек начал брать, а не спрашивать, но он всегда помнил слова благодарности.
Так появились ритуалы — из способов договариваться, просить и благодарить ту Силу, которой подвластны ветер и тьма, огонь и течение рек.
Человек поднялся на ноги и осмотрелся, но не успел задрать нос — где-то на юге, на берегу теплого моря, которое не привыкло быть злым, появились белые ладьи, а на ладьях были создания, от которых шел Свет. Они говорили на певучем языке и называли себя разными именами, множеством имен, одно из которых было — eldar, или эльфы, как стало привычно потом. Кто они и откуда пришли — тогда никто не знал, но их паруса не успели просохнуть, как началась новая эпоха.
У эльфов была своя магия, а еще у них были книги и знания: как строить каменные дома, защищенные от огня и гнили, как сделать сталь прочнее, как создавать стекло — тонкое, чистое, как делать его разноцветным и складывать в узоры, как разводить костер одним взглядом и как останавливать кровь и кашель. Эльфы готовы были делиться и научить, как старший брат учит младшего тому, что знает сам. Их белокосые девы перебирали тонкими пальцами струны и пели, и люди шли на эти голоса, как раньше шли за болотными огоньками — в топь, к острым клыкам и когтям.
У эльфов не было ни клыков, ни когтей, они казались почти богами — ласковыми и милосердными, но за мягкостью слов и терпением старших братьев таилось коварство. Люди поняли это поздно, уже после того, как из-за белых стен Каэрии, возведенных людскими руками, к северу, к востоку и к западу шли отряды в сиянии ослепительного света, чтобы мир, куда эльфы пришли, как гости, признал в них новых хозяев.
Были они жестоки? Не больше, чем жестока лоза, обвивающая дерево, чтобы расти и жить. Они не принесли ни новых богов, ни новых чудовищ, но сами становились чудовищами, стоило людям восстать против них. Старшие братья хмурились и наказывали младших, как хозяин наказывает пса, который вздумал рычать на него, — со всей строгостью и милосердием. Людские вожди, короли крошечных государств, которые тогда едва проклюнулись на этой земле, один за другим сдавались, и эльфы шли к западу — север уже принадлежал им, а с востока мешали горы.