Зеркала

Рабство стало платой за искусство строить дороги и стены из камня, в обмен на умение врачевать и жалкие крохи знаний об иной магии, о Силе, которой не нужны ритуалы и жертвы. Рабство не было тягостным, и тех, кто сам сдавался доброй воле захватчика, ждала сытая жизнь. Рабство длилось недолго — для эльфов, но слишком долго — для людей, и тот, кто принимал из рук Вечного Господина ритуальную чашу в знак смирения и благодарности, старался забыть, что прадед его прадеда мог пасть от руки, эту чашу дающей.

Годы стекались в века, века впадали в тысячелетия, и океан времени был спокоен, пока не появились Двенадцать.

Никто не знал, что свело их вместе, таких разных, и почему они называли друг друга братьями — и сестру свою звали сестрой. Слухи о них появились вместе со слухами о темных ладьях, ударившихся о самый западный берег, но была здесь какая-то связь — тоже никто не знает. Одни говорили, что Двенадцать были людьми, которым Древние боги даровали силы, чтобы спасти этот мир от вторжения. Другие — что это сами Древние обрели плоть и кровь, а вместе с плотью и кровью обрели человечность. Третьи потом сказали, и были, возможно, правы, что Двенадцать пришли из-за Грани миров, и все они — Странники, обреченные на безвременье и неприкаянность, ибо за прегрешения свои не могут они обрести дом ни в одном из миров.

Но кем бы ни были эти Двенадцать, они принесли людям свет знаний — не жалкие отблески чужого сияния, а истинный свет.

За это они стали Богами.

Легенды имеют свойство впитывать ложь, и эти новые Боги, когда-то жившие среди нас, превратились в кусочки историй: о сотворении мира, о прошлых эпохах, о любви и о смерти, о том, как вести себя нужно и как не нужно, о прощении и милосердии, о жестокости и тщеславии, о людях и о нелюдях. Одни истории правдивы, другие — правдивы на треть, иные лгут до последнего слова — и лишь оно сохранило истину. Память людей короче их жизней и столь же хрупка, как листы старых книг.

Что-то забылось, что-то добавилось, правду уже с трудом отличают от вымысла, меняют ее, как хотят. Но законы магии все так же выше людских законов, а законы крови — выше законов магии, и если ты хочешь правды — спрашивай у тех, в чьей крови магии больше, чем в осенних туманах и огоньках над болотом.

* * *

В крошечном, темноватом зале, прогретом большим, грубым на вид камином, постепенно становилось все более людно, словно бы с определенного момента каждому, кто проходил мимо, непременно нужно было спуститься на три ступеньки и выпить кофе.

В начале Кондор спокойно наблюдал за тем, как я лью сливки в свой кофе, как редкие посетители жмутся поближе к огню, а потом оставляют на столе пустые чашки и несколько монет, как служанка охает и качает головой, если дверь за кем-то хлопнула слишком громко. Казалось, эти мелочи были для него поводом сделать паузу в разговоре, чтобы подумать над ответом на очередной мой вопрос. Сейчас же маг вдруг осекся на полуслове и как-то тревожно огляделся. Я насторожилась. Два человека в черных костюмах прошли мимо нас, не замечая никого вокруг — слишком были увлечены беседой. А вот мой спутник на них внимание обратил и ему это точно не слишком понравилось.

— Старые знакомые? — тихонько спросила я.

Кондор перевел взгляд на меня и моментально сделал вид, что все в порядке.

— Не бери в голову, милая, — сказал он, пряча за чашкой с кофе странную улыбку. Сделав глоток, он поморщился и добавил: — Много кто здесь может меня узнать, если захочет, это может вызвать лишние вопросы, потому что, поверь, мою сестру здесь знают в лицо… Как знают, что невесты у меня нет. И потом, — донышко чашки чуть заметно звякнуло о блюдце, — есть те, с кем я не хочу общаться. Поэтому если ты не против, то предлагаю покинуть это милое место быстрее, чем здесь станет слишком тесно. Нет, не торопись, — Кондор заметил, что я суетливо дернулась. — Пока все хорошо.

Я кивнула в знак согласия и одним глотком допила кофе. Это было неплохо, особенно когда я выпросила у служанки сливки и корицу, но с тем, чем угощали у Его Высочества, конечно, сравниться не могло. Кондор по ходу дела сказал, что мода на кофе в этом мире появилась недавно и как раз благодаря нашему венценосному знакомому, который в свое время прочно подсел на кофеин в одном путешествии. Знать поддерживала моду просто потому, что так было положено, а вот обычные люди оценили не столько вкус, сколько бодрящий эффект. В общем-то, ничего нового.

Судя по тому, что Кондор успел поворчать, мол, как можно любить эту горькую гадость, свою чашку он сейчас выпил исключительно из вежливости и, может быть, для отвода глаз.

— То есть, Дюжина — это не то же самое, что и Хёг? — спросила я, сложив руки на столе. За то время, пока мы тут сидели, я получила очень подробный и ясный экскурс в историю местной религии и особенности веры — без множества иносказаний, без сакрального придыхания или попыток вплести лишнюю мораль, как, к примеру, делал господин Эверетт из Адры, чью небольшую работу я пыталась читать в библиотеке Замка.