Зеркала

— Не так, — Кондор заложил руки за спину и точно так же, как я, посмотрел вверх. На его лице сейчас было такое выражение, словно бы он хотел открыть мне какую-то очень важную тайну, но опасался, что я не оценю всей торжественности момента. — Сложно сказать, кто кого выбрал, если твой покровитель — основатель твоего рода, — сказал он это почти тихо. Так не в дальнем родстве с богами признаются, а… не знаю, говорят о чем-то неизбежном, немного стыдном, но уже принятом, как юношеский максимализм или неудачная первая влюбленность.

Вроде как оно есть — и этот факт уже не исправить, пятно с репутации не стереть, приходится как-то жить с этим.

Я открыла было рот, но промолчала, таращась на Кондора во все глаза.

Если до этого момента в моей голове была хоть какая-то картина мира, сейчас она снова разрушилась.

"Фамильная черта, леди".

"Моя кровь — штука слишком ценная, чтобы тратить её на ерунду".

Его "Вот и не надо пытаться, милая", сказанное Видящей в лицо, когда она побледнела, разглядев что-то такое вот. Пугающее.

У него была причина считать себя выше других, однозначно. Была причина относиться к Герхарду и ему подобным с покровительственным презрением. Держать дистанцию с кем-то вроде меня. Наверное, у него даже была причина фамильярничать с кронпринцем. И уж точно у него были причины не хотеть, чтобы его узнавали. Не ради меня и во избежание лишних вопросов. Ради себя самого.

Я вдруг перестала дышать, подумав о том, что этот человек — или теперь его считать не совсем человеком? — может значить для этого мира, что ему может быть позволено и что он сам себе позволяет. Куда меньшее, чем мог бы, думала я.

— Такое родство, конечно, накладывает определенные обязательства, — продолжил говорить Кондор, глядя куда-то в стену, избегая смотреть на меня. — Я вырос уверенным в том, что сила, власть и знания даны мне не для того, чтобы использовать их в целях… хм… самовосхваления. Я очень надеюсь, что у меня получается следовать этому принципу, — сказал он чуть тише, обращаясь не ко мне. — Когда отец сказал, что рассматривает патронат над тобой как один из вариантов, я очень сильно удивился.

— Я понимаю, — очень хрипло сказала я.

— Нет, ты не понимаешь, — Кондор обернулся ко мне. На его губах была кривая и какая-то слишком горькая усмешка. — Я могу относиться к тебе лучше, чем к другим инкам, потому что ты — хорошая и милая, пусть и доставляешь массу проблем. Мне нравится твое любопытство и забавляют твои реакции на происходящее, я готов даже признать, что этот опыт куда приятнее предыдущих, несмотря на события последних дней, но одно дело — опекать и защищать тебя, а другое — впустить тебя в семью. Я был против, — честно признался он. — Я против до сих пор. Нет, не потому что считаю тебя недостойной этого. Будет вернее сказать, что я никого не считаю достойным.

Утешил, блин.

Я стояла, сжавшись от странной смеси страха, чувства собственной вины — не важно за что, за все сразу — и невероятного ощущения полнейшего одиночества. Наверное, впервые за эту неделю я могла дать название тому, что я чувствовала здесь и сейчас каждую секунду, где-то на периферии сознания, потому что прочие страхи, радости и заботы вытесняли это. Я была некстати. И чем дальше, тем более некстати я была — девочка-проблема, появившаяся из ниоткуда, разрушившая установленный и привычный порядок вещей, вечно попадающая в беду в самый ненужный момент, вынуждающая всех нарушать правила и планы. И самое главное, что я теперь знала, — мое "некстати" ставило под угрозу чужую жизнь.

Вот это осознание было, наверное, еще невыносимее моего одиночества.

— Но то, что я считаю, это только мое личное дело, и я не стал протестовать. Это верное решение, — мне показалось, что Кондор до сих пор уговаривал сам себя. — Только вот это тот случай, когда формальности исключены. Ты получишь очень, поверь мне, очень многое, но кое-что будешь должна. Не мне и не моему отцу. Мари? — он, кажется, понял, что молчу я совсем не потому, что внимательно, очень внимательно его слушаю. — Тебе никто не говорил, что плакать на зимнем ветру — не лучшая идея?

С усталым вздохом Кондор протянул мне невесть откуда взявшийся платок. Точно такой же, вроде бы, лежал у меня в кармане джинсов до сих пор. Если до этого момента я хоть как-то пыталась сдерживаться, даже носом не шмыгала, то этот жест заставил меня окончательно утратить самообладание. Мне, наверное, многое сейчас хотелось сказать, но слезы сжали горло, и я молчала, судорожно пытаясь успокоиться. Потому что было очень стыдно — за свои слабости и саму себя.

Только вот оставлять меня наедине с собственными демонами никто не собирался.

— Мари, скажи, в чем дело? — маг положил руки мне на плечи и попытался заглянуть в глаза. Неудачная попытка, потому что я замотала головой и снова уткнулась в платок. — Нет, я вижу, что опять тебя задел. Я не хотел, правда. Чем бы ни обидел, поверь мне, я не хотел, — он привлек меня к себе, тяжело вздохнув. — Если ты скажешь, что я сделал не так, я все исправлю.

— Не ты, — всхлипнула я, упершись ладонями ему в грудь.