Зеркальный человек

Цезарь пытался убить Мартина на одной из центральных станций стокгольмского метро. Если этот момент попал на записи камер видеонаблюдения — и если Цезарь обошелся без маскировки, — его можно идентифицировать.

Может быть, на платформе была и та пожилая женщина.

Двое убийц.

А может быть, Цезарю нужна публика — кто-то, в ком он будет видеть свое отражение. Так ребенку нужно, чтобы мама смотрела на него, когда он выделывает трюки на лазалке.

Йона выпил воды, поставил бутылку в держатель и вернулся мыслями к разговору с Трейси.

Что это за череп в форме яйца, который висел на груди у женщины? Для крысы точно великоват.

Скорее кто-то из куньих, подумал Йона — и тут же понял, кто это.

Черная шапка была сшита не из искусственного меха. На шапку пошел мех с жировой смазкой. Жир отталкивал дождевые капли, и они собирались на кончиках шерстинок.

Наверняка норка, подумал Йона. От внезапного понимания его окатило ледяным холодом.

По спине, от затылка вниз, прошла дрожь.

Вот он, момент, когда дело об убийстве на детской площадке приняло четкие очертания.

Йона резко свернул на обочину и остановился в тени виадука.

Он закрыл глаза и вспомнил, как ходил с папой в Музей естественной истории.

Ему восемь лет, он ходит внутри огромного скелета синего кита. От высокого потолка отдается эхо голосов и шагов.

Йона слушает, как папа читает табличку перед двумя чучелами: мангуст схватился с коброй.

В новой стеганой куртке жарко. Йона расстегивает куртку и подходит к изображению норки.

В витрине лежат три черепа, похожие на яйца.

Один повернут так, что можно заглянуть внутрь.

На выпуклой макушке черепа — узор.

В структуре кости просматривается подобие креста.

Йона, закрыв глаза, сидел в машине на обочине дороги и всматривался в явившийся ему в воспоминании череп.

Узор похож на фигуру в остроконечном колпаке и с широкими рукавами. Фигура стоит, раскинув руки. Как Христос.

Йона открыл глаза, взял с приборной доски телефон и стал гуглить череп норки. Фотография нашлась сразу.

На черепе изнутри просматривался еле видный рельеф: фигура с раскинутыми руками.

Так распорядилась эволюция, устраивая расположение кровеносных сосудов и оболочек мозга.

Фигура более или менее просматривалась на всех естественнонаучных рисунках и фотографиях.

И таким же символом клеймили убитых девушек.

Все сошлось, череп норки указал прямиком на убийцу.

Йона знал, что мало кто из серийных убийц склонен общаться с полицией, но у каждого из них свои схемы, образ действий и предпочтения, по которым преступника и можно выследить.

Йона сам не помнил, сколько раз он обдумывал модус операнди Цезаря, сколько раз менял местами элементы головоломки. Сфинкс спрятал ответ в самой загадке. То, что казалось отступлением от обычной схемы, на самом деле было логичной и важной деталью.

Йона завел машину, посмотрел в зеркало заднего вида, вывел машину на полосу и нажал на газ.

Он всегда умел в точности воспроизвести образы из прошлого. Довольно утомительная, даже мучительная способность.

Раз за разом Йона переживал свои воспоминания, причем во всех подробностях.

После Хедемуры дорога пошла между лугов и полей, и до самого Сетера Йона ехал, не сворачивая.

Развернувшись на круговом перекрестке с синей скульптурой, похожей на большой топор, Йона въехал в жилой район, тесно застроенный виллами.

Он припарковался возле гаража Аниты, позади красной «тойоты», вылез из машины и направился к домику с двускатной черепичной крышей, обшитому красными деревянными панелями.

Капли из разбрызгивателя долетали до выложенной камнем дорожки.

Анита уже заметила Йону и дожидалась его в дверях. Платье в горошек перетягивал широкий мягкий пояс.

— Не заблудились, — сказала она.

Йона снял солнечные очки и пожал хозяйке руку.

— Угощать мне особо нечем, но есть горячий кофе…

Анита провела гостя в кухню, выложенную белым кафелем, с круглым обеденным столом и белыми стульями.

— Симпатично, — заметил Йона.

— Правда? — улыбнулась Анита.

Анита предложила гостю садиться, достала две фарфоровые чашечки с блюдцами, ложечки, разлила кофе и выставила на стол небольшой пакет молока и сахарницу с рафинадом.

— Я знаю, что уже спрашивал, — начал Йона, — но не сохранилось ли у вас фотографий того времени, когда ваш отец работал в главном корпусе? Какие-нибудь групповые снимки, проводы на пенсию, например?

Анита задумалась, размешивая сахар в кофе.

— Есть фотография, где я в отцовском кабинете… у меня это единственная фотография с интерьером старого корпуса… она вам ничего не скажет.

— И все-таки я хотел бы взглянуть.

У Аниты покраснел кончик носа, и она достала из сумочки бумажник.

— На семь лет папа где-то раздобыл мне маленький медицинский халат. — Анита положила перед Йоной черно-белую фотографию.

На снимке семилетняя Анита с тощими косичками и в белом халате сидела за громадным отцовским столом, на котором громоздились толстые книги и стопки историй болезни.

— Чудесная фотография, — сказал Йона и вернул Аните снимок.

— Папа звал меня «доктор Анита Шееле», — улыбнулась она.

— Он хотел, чтобы вы пошли по его стопам?

— Думаю, да, но…