— Ты же говоришь, мальчиков не существует, — проговорил Мартин, медленно водя кисточкой.
— Я не хочу тебя волновать.
Мартин пожал плечами, отложил кисточку и посмотрел на Памелу.
— Меня толкнул Цезарь?
— Да.
— Это случилось на станции «Королевский сад»… я никого не видел, только слышал шаги за спиной.
Памела отправила Йоне сообщение и села в компьютерное кресло, стоявшее у рабочего стола.
— Деннис хочет, чтобы мы пока перебрались к нему в загородный дом, и я согласилась, но теперь полиция выделит нам специальную квартиру с охраной…
— Но…
— Нас отвезут туда сегодня вечером.
— Но меня нужно загипнотизировать еще раз, — вполголоса напомнил Мартин.
— Ты все равно ничего не видишь.
— Но он там, я знаю. Я слышал его голос.
— Цезаря?
— Мне кажется, я видел — на секунду его лицо высветилось…
— В каком смысле?
— Как при фотовспышке.
— Он фотографировал? — У Памелы холодок прошел по спине.
— Не знаю.
— По-моему, фотографировал. Может, попробуешь описать, что ты видел?
— Там было черно, и всё…
— Но ты считаешь, что Барк сможет вернуть тебя в ту секунду, со вспышкой… и ты успеешь описать Цезаря.
Мартин кивнул и встал.
— Я поговорю с Йоной, — сказала Памела.
Мартин достал из шкафчика коробку с собачьими лакомствами и отсыпал немного в пластиковую банку.
— Я выгуляю Бродягу, — сказала Памела.
— Что вдруг?
— Не хочу, чтобы ты выходил из дома.
Памела вывела полусонного пса в прихожую и стала надевать на него ошейник. Бродяга зевал.
— Запри за нами, — попросила она Мартина.
Памела захватила сумочку, вышла и открыла дверь лифта. Бродяга, сопя и помахивая хвостом, вышел следом.
Мартин закрыл и запер бронированную дверь.
Лифт, лязгая тросами, начал спускаться.
На лестничной клетке пахло нагретым кирпичом.
Памела вывела пса на Карлавеген, и они пошли в сторону Архитектурного института, где Памела когда-то училась.
Цезарь, размышляла Памела, может оказаться кем угодно, любым прохожим на улице. Она понятия не имеет, как выглядит этот человек.
Пока Бродяга обнюхивал водосточную трубу, Памела оглянулась: вдруг ее кто-нибудь преследует.
Какой-то худощавый мужчина смотрел в окно галереи.
Памела повела собаку дальше. Они миновали крутую лестницу у церкви Энгельбректа и пошли по газону. Бродяга задрал лапу на дерево и не торопясь проследовал дальше, к скале с гротом. Во время Второй мировой войны грот служил убежищем; сейчас там колумбарий, где люди хранят урны с прахом родных и близких.
Бродяга стал обнюхивать скальную стену.
Памела снова оглянулась. К ним большими шагами приближался мужчина, которого она заметила у галереи.
Это же Примус.
Памела инстинктивно потащила Бродягу за собой, в тень грота, и прижалась к закрытой двери.
Примус остановился и стал оглядываться; седой хвост мотался по спине. Бродяга пожелал выйти, но Памела удержала его, и он заворчал. Примус повернулся, прищурился на грот и сделал шаг в их сторону.
Памела старалась не дышать. Вряд ли Примус ее сейчас видит.
По улице проехал тяжелый грузовик, подняв сквозняк, от которого закачались ветки кустов.
У входа в грот пришли в движение листья и мусор.
Примус, рыская глазами, шел прямо к пещере. Памела открыла дверь колумбария и втащила Бродягу за собой.
В прохладном помещении пахло увядшими цветами и горящими стеариновыми свечками. Пол посыпан мелкими камешками, скальный потолок выкрашен белой краской.
Колумбарий оказался похож на библиотеку, только вместо стеллажей с книгами здесь стояли подобия архивных шкафов зеленоватого мрамора с сотнями закрытых ниш.
Памела, слыша, как хрустят под ногами камешки, быстро миновала первый ряд и свернула за второй.
Она опустилась на колени, обнимая Бродягу за шею.
Других посетителей Памела не видела, но стулья были выдвинуты, а в тяжелых чугунных подсвечниках горели свечи.
Дверь открылась; прошло довольно много времени, прежде чем она закрылась снова.
Памела уже надеялась, что Примус отступился, но тут хрустнули камешки. Человек медленно прошел несколько шагов и остановился.
— У меня вести от Цезаря, — объявил Примус, ни к кому не обращаясь. — Ему бы понравилось это место, он просто одержим своими крестиками…
Памела встала. На ум ей пришли кресты на пальцах Пророка.
Она так и видела его тело, покрытое крестами. Крестики были на стенах, на потолке, на полу.
Шаги приближались.
Памела заозиралась, пытаясь найти выход. Она обернулась, чтобы бежать; в этот момент Примус обогнул «шкаф» с нишами и оказался прямо перед ней.
— Отвяжись от меня!
— Цезарь не хочет, чтобы Мартина загипнотизировали еще раз, — объявил Примус и показал Памеле четкую полароидную фотографию.
Грязное лицо Мии освещала вспышка. Девочка выглядела измотанной и истощенной. Фотограф держал перед ней черное мачете. Тяжелое лезвие лежало у Мии на плече, а острие было нацелено ей в горло.
Памела сделала шаг назад, оступилась и уронила сумочку на посыпанный гравием пол.
— Он говорит, что отрубит ей руки и ноги, а раны прижжет, пусть живет в картонной коробке…
Примус шагнул вперед, и Бродяга залаял. Памела нагнулась, чтобы собрать высыпавшиеся из сумочки вещи.