Зеркальный человек

— Нет. Но могу сказать, что в Швеции никто так больше не клеймит. Да и вообще нигде.

— Тогда что вы думаете о таком клейме?

— Не знаю, что сказать. Я не в курсе, как устроена мясная промышленность в других странах. И тут нет цифр, по которым можно идентифицировать и отследить животное.

— Верно.

— Мне оно напоминает горячие клейма, которые раньше ставили американские скотоводы. Они могли бы выглядеть примерно так. Разве что менее детально.

Возвращаясь к машине, Йона думал, что Постнова права: клеймо на жертве — знак не идентификации, а принадлежности. Преступник хочет показать, что помеченная женщина принадлежит ему даже после смерти.

— Мы слишком копаемся. Если мы его не найдем, погибнут еще девушки, — сказал Йона и открыл дверцу.

— Знаю. Меня просто мутит, когда я об этом думаю.

— И может быть, он уже держит кого-то в плену.

37

У больницы Святого Йорана Памела расплатилась и вылезла из такси. Она открыла дверь Первого входа, убедилась, что за ней не следят, и поднялась на лифте в Четвертое отделение. Там она отметилась в регистратуре и оставила телефон.

В комнате дневного пребывания Мартин играл в карты с могучим мужчиной, сидевшим в инвалидном кресле. Памела узнала этого человека — он то покидал Четвертое отделение, то снова возвращался. Человека звали Пророк. На кончиках пальцев у него были вытатуированы маленькие кресты.

— Здравствуй, Мартин, — сказала Памела и села за стол.

— Здравствуй, — тихо ответил Мартин.

Памела положила пальцы на запястье мужа и несколько секунд смотрела на него, а потом он отвернулся. На лбу у Мартина все еще белел пластырь, но синяк на щеке уже начал желтеть.

— Как ты? — спросила она.

— Ничего не чувствую, — ответил Пророк и хлопнул себя рукой по ляжке.

— Я к Мартину обращаюсь.

Пророк поправил на переносице очки с толстыми линзами, собрал карты и принялся тасовать колоду.

— Сыграешь? — спросил он Памелу и поменял местами верх и низ колоды.

Памела кивнула, и Пророк начал сдавать. Мускулистый санитар стоял возле другого стола, за которым пожилая женщина раскрашивала мандалу.

Перед телевизором дремал человек с седой бородой. В динамиках раздалось тихое потрескивание аплодисментов: показывали запись какой-то викторины.

— Десятки, — прошептал Мартин и бросил взгляд на застекленную дверь.

— Хочешь мои десятки? — улыбнулась Памела. — Может, лучше девятки возьмешь?

Мартин замотал головой, и Памела сдала ему три десятки.

Она покосилась на часы. Скоро Мартин закричит, забьется в конвульсиях. От этой мысли у Памелы тревожно заныло в животе.

— Бери карту, бери, — сказал Пророк, и тут дверь отворилась.

Памела подняла глаза и увидела, как в комнату входит Примус — человек, донимавший ее, когда она была здесь в последний раз. За Примусом шел санитар. Седые волосы Примуса были распущены, на плече висела спортивная сумка.

Примус низко поклонился Пророку, поправил в промежности тесные джинсы и остановился за стулом Памелы.

— Сегодня положили, сегодня же и выписали, — с улыбкой проговорил он.

— Сделаешь, как сказано, — сказал Пророк и снова занялся своими картами.

— Вот уж натрахаюсь, — прошептал Примус и пососал указательный палец. Послышался голос санитара:

— Встань рядом со мной.

— Ладно. А сколько сейчас времени?

Санитар отвлекся на часы, и Примус погладил Памеле шею мокрым пальцем.

— Пора идти, скажи всем «до свидания», — сказал санитар.

— Зачем мне идти? Я умею летать, — отозвался Примус.

— Но ты не свободен, — напомнил Пророк. — Ты всего лишь Цезарев денщик, муха, которая с жужжанием вьется вокруг своего повелителя…

— Хватит, — нервно прошептал Примус.

Памела наблюдала, как он следом за санитаром направляется к двери, как санитар сует карту в картридер, вводит код, и дверь открывается.

Мартин так и сидел с потрепанными картами в руках.

— У тебя тройки…

— Тройки, — отозвался Пророк и взял карты со стола.

— Да.

— Бери, — сказал Пророк и повернулся к Памеле. — Будь любезна, сдай все семерки.

— Бери.

— Сейчас много внимания уделяют гиноидам. — Пророк почесал картами подбородок. — Один ученый, Макмуллен его фамилия, создал секс-робота, куклу, которая слушает, запоминает, что ей говорят, разговаривает, морщит лоб и улыбается. — Пророк отложил карты и вскинул руки ладонями вверх. Памела не удержалась и взглянула на его пальцы с десятью маленькими крестами.

— Сдай мне, пожалуйста, всех королей, — сказал Мартин.

— Скоро гиноида будет не отличить от живой девчонки, — пояснил Пророк. — И не будет у нас больше ни изнасилований, ни проституции, ни педофилии.

— Что-то не верится, — заметила Памела и встала.

— Роботы нового поколения будут уметь кричать, плакать и умолять. Они будут отбиваться, потеть от страха, их будет рвать, они станут мочиться под себя…

Пророк замолчал: в комнату вошла круглолицая медсестра с «гусиными лапками» в уголках глаз и позвала Мартина и Памелу.

— Не ели сегодня? — как всегда, спросила медсестра, пока Мартин укладывался на каталку в приемной.

— Нет. — Мартин поглядел на Памелу, и глаза на изможденном лице беспомощно зажмурились. Медсестра ввела ему в сгиб локтя катетер и вышла.