Зеркальный человек

Как Примус описывал Цезаря во время того короткого допроса: Сатурн, Леопольд, дарвинист, Чад, патриарх?

Все эти имена указывают на деспотизм и мужественность в превосходящей степени.

Йона свернул с шоссе номер шестьсот пятьдесят и въехал в Шёнвик. Мимо проплыл старый корпус Сетера. Тридцать лет назад его закрыли, а через тринадцать лет после закрытия строение еще и пострадало от пожара.

Похожая на какой-нибудь господский дом постройка выглядела как под снос: крыша провалилась, на окнах ржавые решетки. Входная дверь заложена, а с фасада отваливается, обнажая кирпичную кладку, штукатурка.

Сквозь листву пробивался солнечный свет. Йона сбросил скорость, заглянул в карту, повернул и остановился перед зданиями, в которых теперь размещалась клиника.

Большой больничный комплекс вмещал восемьдесят восемь пациентов; здесь работали сто семьдесят человек персонала.

Чувствуя жжение в зашитой ране, Йона вылез из машины. Он прошел рамку металлоискателя, сунул очки в нагрудный кармашек и предъявил удостоверение в регистратуре.

К Йоне вышла главный врач — высокая женщина лет сорока, черноволосая, с гладким лбом — и прикрепила ему к воротничку рубашки кнопку тревоги на случай нападения.

— Мы, конечно, в курсе, какими красками изображают Сетер… Всем сразу представляются пациенты, которых накачивают бензодиазепинами и психотропами… Гештальтисты, терапия страхов, психологи формируют вытесненные воспоминания, которых на самом деле не было…

— Не исключено, — заметил Йона.

— Критика часто обоснована, — продолжала врач. — Пробелы у старой школы психиатрии просто огромны.

Врач вставила карту в картридер, ввела код и придержала Йоне дверь.

— Спасибо.

— Конечно, мы далеки от идеала. — Женщина повела Йону по коридору. — Но мы стараемся стать лучше. Недавно уполномоченный по делам юстиции раскритиковал нас за принудительные меры. Но что делать с пациентом, который норовит вырвать себе глаза, стоит только ослабить ремни?

Врач остановилась возле маленькой кухни.

— Кофе?

— Двойной эспрессо, — попросил Йона.

Врач достала две чашки и включила кофеварку.

— У нас своя система ценностей, на ее основе мы разработали стандарты лечения. Оценка опасности — очень важный момент, мы постоянно совершенствуем шкалу рисков…

Оба взяли чашки, в кабинете врача уселись в кресла и какое-то время в молчании пили кофе. Наконец Йона поставил чашку на стол и начал:

— У вас здесь проходил лечение пациент по имени Цезарь.

Главный врач села за компьютер и залогинилась. После нескольких минут молчания она подняла глаза:

— Такого пациента не было.

— Был.

Врач пристально посмотрела на Йону, и на ее лице впервые появилась тень улыбки.

— Можете назвать его фамилию или личный номер?

— Нет.

— Когда, по-вашему, он здесь был? Я работаю здесь восемь лет, а все базы данных оцифровали лет двадцать назад.

— Другие базы есть?

— Не знаю.

— Кто из персонала проработал здесь дольше всех?

— Наверное, Вивека Грюндиг, она занимается трудотерапией.

— Она сейчас здесь?

— Думаю, да, — ответила главврач и куда-то позвонила.

Через несколько минут в кабинет вошла улыбающаяся женщина лет шестидесяти. Узкое лицо, седые, коротко стриженные волосы и голубые глаза.

— Это Йона Линна из Национального бюро расследований, — представила Йону главный врач.

— Полицейский? А я-то всю жизнь сохла по врачам, — улыбнулась Вивека, и Йона не удержался от ответной улыбки.

— Комиссара интересует, есть ли у нас базы данных пациентов, которые лечились здесь до оцифровки.

— Конечно, у нас есть архив.

— Мне надо отыскать пациента по имени Цезарь, — объяснил Йона.

Вивека опустила глаза, сняла с блузы волосок и снова встретилась с Йоной взглядом.

— Эта часть архива уничтожена.

— Но вы понимаете, о ком я говорю, да?

— Не совсем…

— Рассказывайте, — попросил Йона.

Вивека отбросила со лба седые волосы и взглянула на него.

— Это было, когда я только-только пришла сюда. О Цезаре я услышала довольно скоро, он проходил лечение в стационаре у доктора Густава Шееле.

— Что именно вы услышали?

Вивека отвела взгляд.

— Так, чепуху…

— Перескажите мне эту чепуху, — настаивал Йона.

— Я уверена, это просто сплетни. Ходили слухи, что Густав Шееле не хотел, чтобы старое здание закрывали. Он был одержим одним своим пациентом.

— Цезарем?

— Болтали, что Шееле влюбился в него, но это же так, слухи.

— Кто-нибудь знает, что происходило на самом деле?

— Спросите лучше Аниту, медсестру.

— Она работала в старом здании?

— Нет. Но она дочь Густава Шееле.

Йона проследовал за Вивекой к сестринскому посту, располагавшемуся этажом ниже. Сквозь стены доносились злые выкрики какого-то старика:

— Анита?

Женщина, стоявшая у холодильника со стаканчиком йогурта в руке, обернулась. Ей было лет тридцать пять; светлые, коротко стриженные волосы взлохмачены. Никакой косметики, если не считать синей туши, бесцветные брови и бледные полные губы.

Анита поставила стаканчик на стол, положила на него ложку и, прежде чем поздороваться, вытерла руки о штаны.

Йона представился. Не спуская глаз с ее лица, он изложил, по какому делу приехал. Первые морщины на лбу Аниты стали резче, и она еле заметно кивнула.