Потеряв из-за домового время, Кащей все-таки выбрался на дорогу и помчался на станцию. Там, увидев лишь хвост поезда, увозящего несостоявшуюся невесту, он неожиданно успокоился.
— И что это я так разгорячился, не пойму. Поехали домой. Устал я и спать хочу. С Ягой после разберусь. А невест этих, желающих в моем дворце на Багамах поселиться, пруд пруди. Я завтра объявление в газету дам — кастинг устроим, как обычно.
— Вот и правильно, — вздохнул с облегчением Леший. — Я-то и думаю, зачем вы к Бабе-яге с этим вопросом обратились?
— Зачем? Зачем? Романтики захотелось. Вот зачем, — буркнул Кащей. — Поставь-ка мне «Раммштайн», прикольная группа. Под ее музыку мне спится хорошо, — приказал он, закрывая глаза.
Крепко держа Аленку за руку, Иван шел по Московскому вокзалу.
— Ваня, у меня такое ощущение, что эта страшная история мне приснилась, — девушка остановилась и заглянула юноше в глаза. — Неужели я могла стать женой Кащея? Как подумаю об этом, так мурашки по всему телу бегут.
— Самое страшное у нас позади, — ласково улыбнулся Иван. — А самое хорошее — впереди!
— Ты о чем?
— О свадьбе, непонятливая моя невеста. Свадьба у нас впереди! И не просто свадьба, а венчание!
Спустя несколько дней после возвращения из тридевятого царства Аленка протянула Ивану газету:
— Ваня, ты это видел?
— Знакомые все лица, — хмыкнул юноша, рассматривая фотографии со свадьбы Кащея и его молодой жены. У ног жениха сидела огромная черная ворона.
— Не ожидал, Петрова. Не ожидал! Прекрасный реферат. Вы заслужили высший балл, — профессор благосклонно улыбнулся Аленке. — Будьте любезны, ответьте мне, что побудило вас именно так раскрыть эту тему?
— Роза, воробей и настоящая любовь! — немного подумав, ответила девушка.
Сказка о Городе
Господь сказал: если Я найду
в городе Содоме пятьдесят праведников,
то Я ради них пощажу все место сие.
Авраам сказал: да не прогневается
Владыка, что я скажу еще однажды:
может быть, найдется там десять?
Он сказал: не истреблю ради десяти.
Город проснулся на рассвете и в последний раз посмотрел на себя в зеркальном отражении Реки. В воде, словно в темном негативе, сквозь светлые контуры облаков отразились лица домов и дворцов, спокойно спящих вдоль берегов. Лишь всегда бодрствующие многопалубные океанские лайнеры любовались на набережную круглыми глазами.
Город вздохнул, и легкий ветерок пробежал по круглым шевелюрам тополей, окропленных щедрой рукой осени каплями червонного золота.
До страшного финала оставалось несколько часов. Пока он не наступил, Город решил перебрать в памяти всю свою жизнь.
Он родился весной среди нежной зелени берез и осин, перемежавшихся с вековыми елями, стоявшими около прекрасной Реки, в которую сверкающими на солнце нитями вливались более мелкие речушки. Его спрятанную в лесах колыбель разноцветным ожерельем окружали темно-голубые, синие и карие от торфа озера.
Город был послевоенным ребенком. В самом начале восемнадцатого века русские войска взяли очередную шведскую крепость. Царь давно присматривал ее для укрепления российских границ, но все-таки для форпоста это место не подошло. Зато подошел кишевший зайцами остров, расположенный неподалеку.
Город любил вспоминать о том, как молодой государь, обозрев остров, вырезал из дерна два куска и, положив их крест-накрест, сказал: «Здесь граду быть». Тогда, откуда ни возьмись, над ним появился огромный орел. Все сочли это добрым знаком.
У Города было доброе сердце. Да, да, у него было сердце. Как бы он мог любить, переживать, страдать и радоваться, если бы был бессердечным? Новорожденный малыш, он уже любил и будущих жителей, и тех, кто прокладывал дороги, вырубал вековые деревья, выкорчевывал пни, расчищал и ровнял землю, осушал топкие, кишащие мошкой болота, — всех тех, кто жертвовал своими жизнями ради него.
Город не задумывался над тем, за что он любит людей. Для него это было так же естественно, как дышать. Без любви, как без воздуха, он бы умер.
Город вспомнил, как радовался появлению первого дома. Не грубо, наспех сколоченной избы или барака, а настоящего, сложенного из камня, с окнами и печами. Первый, царский, был возведен из бревен. Он был лишь раскрашен под кирпич, чтобы угодить глазу Его Величества, питавшего слабость к голландской архитектуре.
Потом, много позже, когда был построен первый дворец, Город понял, что маленький деревянный домик совсем не подходил по статусу государю великой Российской державы и оценил скромность, непритязательность царской персоны. Не все правители были так же неприхотливы, как его родитель, убедился он позже.