Зеркальный вор

На узкой лестнице Стэнли, покачнувшись, останавливается. Он редко употребляет спиртное и не привык к сопутствующим этому нарушениям равновесия. Он медленно делает один шаг, потом другой. В ране на ноге отчетливо бьется пульс.

Добравшись до площадки второго этажа, он замечает перемену в атмосфере: воздух здесь более сухой, застоявшийся. Доминирует резкий аромат трубочного табака, но, кроме него, чувствуются и другие запахи: бумаги, ткани, клея и невидимых насекомых, которые всем этим питаются. Еще до того, как Стэнли нашаривает в полутьме выключатель, он ощущает присутствие книг. С каждым его шагом по скрипучим половицам весь дом как будто вздрагивает, и книги на полках плотнее прижимаются друг к другу.

При слабом желтом свете лампочки предложенный Уэллсом выбор выглядит прямо-таки издевательским: Стэнли может часами исследовать эти полки и не найти там ничего для себя подходящего. Книги по экономике, электронике и ядерной физике, по истории Италии, по металлургии и стекольному производству, книги на иностранных языках. Многие из них так или иначе напоминают Стэнли о «Зеркальном воре», но они ассоциируются не с тем, что ему нравится в этой книге. Через несколько минут он теряет интерес к библиотеке Уэллса и начинает осматривать помещение в целом.

Кабинет занимает примерно половину площади второго этажа. В западной стене французская дверь между двумя занавешенными окнами ведет на балкон, сейчас уже залитый лунным светом. В центре противоположной стены находится тяжелая черная дверь с врезным замком и мощным засовом, как будто позаимствованным с ворот средневековой крепости. Подстрекаемый любопытством, Стэнли отодвигает засов (громкая музыка внизу поглощает скрежет металла) и тянет за ручку, но дверь не поддается — она заперта еще и на ключ. Тогда он возвращает засов в прежнее положение и переходит к письменному столу Уэллса.

Этот стол впечатляет своими размерами и отделкой: полированное тиковое дерево, изящные резные узоры. Вдоль его правого края выстроились пресс-папье — бронзовый пеликан, прозрачная стеклянная полусфера с радужными переливами света внутри и неровный кусок металла, похожий на осколок крупнокалиберного снаряда, — призванные, по всей видимости, задерживать скатывающиеся ручки и карандаши, поскольку в ту сторону идет уклон пола. На бюваре лежат несколько листов бело-розовой бумаги, испещренных неразборчивым, с сильным наклоном, почерком. Рядом с ними — письмо во вскрытом конверте, с обратным адресом какой-то больницы в Вашингтоне. Стэнли осматривает все это лишь мельком. Затем, держа ухо востро, чтобы по скрипу ступенек на лестнице узнать о приближении хозяина, начинает исследовать внутренности стола.

Все выдвижные ящики снабжены красивыми медными замками, однако ни один из них не заперт. Для начала Стэнли открывает длинный неглубокий ящик в средней части стола, в котором обнаруживается пистолет: армейский автоматический кольт сорок пятого калибра, стандартная модель 1911 года. Надо полагать, он заряжен, но удостоверяться в этом, извлекая обойму и передергивая затвор, Стэнли считает излишним. Оружие пристроено так, чтобы Уэллс, сидя на своем рабочем месте, во вращающемся кресле за столом, смог им быстро воспользоваться. А во втором сверху ящике правой тумбы Стэнли находит еще один армейский пистолет — на сей раз это вальтер вермахта. Если Уэллс хранит такие игрушки в своем письменном столе, что еще у него может быть припрятано в шкафах и кладовых? Пулемет, не иначе. Или базука. А на работу он, вероятно, ездит на танке.

На стене позади стола висит заключенная в раму географическая карта. Во всяком случае, Стэнли воспринимает этот рисунок как карту: на нем изображен остров в форме увесистой дубины как бы при взгляде с самолета, пролетающего не прямо над ним, а на некотором удалении. Такой ракурс озадачивает Стэнли, поскольку архаичный стиль картины наводит на мысль, что она была создана задолго до появления каких бы то ни было летательных аппаратов. Выходит, ее автор должен был, закрыв глаза, мысленно спроецировать себя в некую точку обзора высоко над землей и впоследствии все время держать в голове этот вид, уже с натуры тщательно зарисовывая улицы, здания и каналы. Вспоминать все, что сможет. А остальное домысливать.

Слышно, как Уэллс поднимается по лестнице, что-то напевая глубоким и мягким голосом.

— O Fortuna, — поет он, — velut luna statu variabilis, semper crescis aut decrescis; vita detestabilis…[27]

Стэнли продолжает разглядывать старинную карту, подмечая все новые детали: купола и колокольни, площади, суда под парусами. Два небольших соседних острова помечены надписями; их названия — IVDECA на ближнем и MVRAN на дальнем — кажутся ему знакомыми.

— Узнаешь это место? — раздается за его спиной голос Уэллса.

— Да. Это город из вашей книги.

— Он находится в Италии. На Адриатическом море. Если ты там бывал, то вспомнишь его название, я уверен.

— Италия, — говорит Стэнли. — Это ведь в Европе?