Читаем Зеркальный вор полностью

Черная фигура легким шагом, без видимой спешки удаляется в сторону Литейной улицы. Она кажется почти невесомой и притом способной резко изменять траекторию движения. Гривано по-прежнему стоит в атакующей позе, с занесенной тростью. Надо полагать, вид у него глупый. Он расслабляется, поправляет одежду и с решительным стуком опускает железный кончик трости на мостовую.

Площадь пустеет. Люди стараются не встречаться с ним глазами, испытывая неловкость то ли за него, то ли за свой недавний испуг. Рядом возникает водонос и протягивает ему свой черпак; Гривано с благодарностью утоляет жажду.

— Этот шлюхин сын вовремя дал деру, дотторе, — говорит водонос, но без энтузиазма в голосе. — Вы бы задали ему трепку!

— Ты знаешь, кто это был? — спрашивает Гривано.

Водонос пожимает плечами и переступает с ноги на ногу.

— Какой-то подонок без малейших понятий о приличиях, — говорит он. — Возможно, с материка.

Гривано возвращает ему черпак.

— Я давно не был в вашем городе, друг мой, — говорит он. — Скажи, часто ли здесь появляются люди в таких костюмах?

— В последнее время их не было видно, — крестясь, отвечает водонос. — В последнее время их не было.

27

Луч оранжевого света рассекает комнату, как огненный клинок, а шум, который Гривано спросонок принял за цокот копыт на улице, оказывается настойчивым стуком в дверь. Он встает с постели нагишом и уже кладет руку на засов, но тут вспоминает о своих татуировках с полковыми эмблемами.

— Сейчас, — говорит он. — Подождите минуту.

Стук прекращается. Он снимает с крючка рубаху, одним движением накидывает ее через голову и, надевая штаны, быстро оглядывает помещение. Перед тем как прилечь (совсем ненадолго, только чтобы дать отдых глазам), он писал отчет для Наркиса и оставил его на столе вместе с полированной деревянной решеткой для шифрования. Гривано прячет решетку под листом бумаги и открывает дверь.

Анцоло, владелец «Белого орла», стоит в коридоре спиной к нему, разглядывая гравюру на противоположной стене. Когда он поворачивается, лицо его выражает легкое вежливое удивление, как будто они с Гривано повстречались совершенно случайно.

— А, — говорит он, — добрый день, дотторе.

— Что случилось, Анцоло?

— Сожалею, что вынужден вас побеспокоить, дотторе. Дело в том, что внизу находится дотторе Тристан де Ниш. Он утверждает, что у вас была договоренность о встрече.

Анцоло образцовый хозяин гостиницы — его выдержке и непринужденной обходительности может позавидовать любой придворный вельможа, — но сейчас в его манерах сквозит тень сомнения: он не уверен в правильности своих действий применительно к данному случаю. Подобные сомнения окружающих сопутствуют Тристану, где бы он ни появлялся.

— Все верно, — говорит Гривано. — Я скоро спущусь. Пожалуйста, передайте дотторе де Нишу мои извинения по поводу задержки и позаботьтесь о его удобстве. Мы с ним поужинаем в большом зале.

Анцоло удаляется, а Гривано, заперев дверь, берет паузу, чтобы собраться с мыслями. Ему только что виделись на редкость яркие и реалистичные сны, остатки которых, беспорядочно перемешавшись, теперь покидают его сознание: фрагменты внутри фрагментов, как те зеркала в павильоне. Его мать и младшая сестра, распростертые на белокаменных ступенях новой церкви Спасителя, с закатившимися глазами и улыбками на устах — жертвы чумы. Его отец и старшие братья, окровавленные, но непобежденные, перед городскими воротами Фамагусты вручают Гривано плащ, сшитый из его собственной кожи. Он гадает, что могут предвещать эти странные сновидения в свете его нынешней миссии, и удивляется, почему им так и не удалось по-настоящему его встревожить.

Взяв со стола шифровальную решетку, он открывает свой массивный дорожный сундук орехового дерева. Раздвигает аккуратно сложенные вещи — запасные рубашки и штаны, тяжелые сапоги, плащ с капюшоном, рапиру и новый пистолет с ударно-кремневым замком, недавно купленный в Равенне, — и добирается до книг. Под ними в днище сундука есть неглубокое потайное отделение, в котором Гривано и прячет решетку. Затем он приводит в порядок содержимое сундука, опускает крышку и со щелчком поворачивает в замке латунный ключ.

Когда Гривано вешает ключ на шею, ему вдруг вспоминается чумной доктор. Он подставляет кисть руки под солнечный луч, чтобы рассмотреть то место, куда пришелся удар ясеневым хлыстом, но не обнаруживает ни ссадины, ни синяка. Неизбежно возникает вопрос: а что, если и тот случай также был частью сна? Но эту мысль он тотчас отвергает. Сгибает пальцы, смотрит, как натягиваются под кожей сухожилия, и, убедившись, что с рукой все в порядке, возвращается к своим делам.

На полу по соседству с большим сундуком стоит еще один, куда меньших размеров. Гривано достает из него квадратный кусок белой ткани и узкий керамический сосуд, заткнутый пробкой. Сосуд наполовину заполнен порошком из корней якобеи. Гривано высыпает порошок на ткань, завязывает ее узелком и прячет обратно во врачебный сундучок. Потом, свернув трубочкой свое послание к Наркису, помещает его в сосуд и затыкает пробкой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза