Зеркальный вор

Произнеся короткую молитву и перекрестившись, они приступают к трапезе. Пока Тристан разделывает своего перепела, Гривано открывает книгу на титульной странице. «De triplici minimo et mensura»[17] — гласит название. Далее открывается длинная поэма на латыни — подражание Лукрецию, весьма изобретательное, хоть и не столь изящное по слогу, — и далее страница с изображением геометрических фигур: кругов и звезд, обрамленных цветами, листьями и медовыми сотами. Без сомнения, магические знаки. Гривано захлопывает книгу и возвращает ее Тристану.

— Стало быть, Ноланец, — произносит он задумчиво.

— Он был доминиканским монахом, — поясняет Тристан, распробовав птицу и вытерев губы салфеткой. — Но давно уже исключен из ордена. Его обвинили в невоздержанности и в распространении еретических идей.

— Каких, например?

— Противоречащих Аристотелю. Гелиоцентрическая система мира. Тайны Древнего Египта. Существование бесконечных миров. Однако я не думаю, что здесь подходящее место для обсуждения таких вещей.

Тристан отправляет в рот очередной кусок и, подвигав челюстью, извлекает наружу две дочиста обглоданные косточки.

— Ноланец, — продолжает он, — много лет провел при дворах христианских монархов: у Рудольфа Второго в Праге, у Елизаветы в Англии, у злосчастного Генриха Третьего в Париже. Все надеялся найти короля-философа — просвещенного монарха, способного воспринять его учение.

— А где он находится сейчас?

— Сейчас он здесь, гостит у синьора Джованни Мочениго и обучает его искусству запоминания, которое столь успешно практиковали великие ораторы Античности. Вот почему я сейчас читаю его книгу.

— Значит, этот Ноланец еще и оратор?

— О нет, — говорит Тристан, аккуратно раскладывая косточки на своей тарелке. — Великим оратором его не назовешь. Он следует учению Фомы Аквинского в том, что искусство есть прежде всего продукт памяти и усердия. Но, как мне кажется, он заходит гораздо дальше, чем это считал допустимым Аквинат.

Гривано морщит лоб и прихлебывает вино.

— Джованни Мочениго, — повторяет он. — Он ведь поддерживает политику дожа, не так ли?

— Да, насколько я знаю, в плане политических пристрастий Мочениго склоняется на сторону Испании и Папы.

— Но если Ноланец, как вы сказали, известен своей тягой к запретным знаниям, разумно ли с его стороны устраиваться домашним учителем к человеку с такими взглядами?

Тристан пожимает плечами.

— Я и сам этому удивляюсь, — говорит он. — Но возможно, то, что нам с вами кажется неразумным, Ноланец рассматривает как важную часть своего плана. Быть может, он надеется найти в новом Папе человека, восприимчивого к его учению. Это не так уж и немыслимо. В конце концов, Мирандола ведь пользовался папским покровительством.

— Его покровителем был Александр Шестой, — говорит Гривано. — Вряд ли этот случай можно считать показательным. Неужели Ноланец стремится к тому же — к возвращению эпохи Борджиа?

— Вы сможете спросить его об этом лично, если будет желание. Завтра вечером он должен выступить на собрании Уранической академии, которое, как обычно, пройдет в палаццо моих благодетелей, братьев Морозини. Они просили меня передать вам приглашение от их имени. Среди членов академии много влиятельных людей, Веттор. Войти в их круг — это большая честь. Скажу без преувеличения: именно они держат в своих руках будущее Республики.

Гривано зачерпывает ложкой рисовую кашу, щедро сдобренную говяжьим бульоном и грибами, и медленно жует, пытаясь вообразить, что бы посоветовал ему Наркис. Последний раз они беседовали с глазу на глаз пять месяцев назад в Равенне. «Лучший способ скрыть большой заговор, Тарджуман-эфенди, — это спрятать его под маской мелкой интриги». Местом встречи была тихая таверна в переулке за древним арианским собором. Наркис выглядел бодрым и крепким, а скромность наряда — простой кафтан и чалма — нисколько не умаляла его чувства собственной важности. «Подставься под удар. Дай властям повод изобличить тебя в каком-нибудь неблаговидном поступке. Таким образом ты уподобишься ящерке, для обмана врага отбрасывающей свой хвост».

Должно быть, именно эта стратегия крылась за настоятельным советом Наркиса поскорее свести знакомство с Тристаном — дабы ввязаться в мелкую интригу, маскирующую заговор. И такая возможность не замедлила подвернуться, когда Тристан предложил Гривано выступить солидным посредником в его сделке с зеркальщиками Мурано. Это щекотливое поручение — достаточно подозрительное, чтобы заинтересовать инквизиторов, но пустяковое по сравнению с действительными замыслами Гривано, — помимо всего прочего, стало отличным прикрытием для другого рода тайных переговоров с Верцелином и Сереной. Все вышло настолько гладко, что тут уже не грех и усомниться: а что, если этому «подарку небес» поспособствовали некие вполне земные силы? Он до сих пор не имеет понятия, в какой мере Тристан осведомлен об истинной цели его прибытия в этот город.

— Почту за великую честь принять приглашение, — говорит Гривано.