Зеркало Анхелики

– И ты знаешь, точно не могу сказать, кажется, год или чуть больше еще Витька пожил, да и помер. Плакать никто не плакал, разве что от облегчения, и Ромка прямо через себя переступил, а похоронил его. Поминки, правда, не справляли, Ромка сказал, что теперь отцу только Бог судья, а они тут за него заступаться не будут. – Дядя Валера горестно вздохнул. – И ты знаешь, Катён, вот Ромка тихий-тихий, а как, бывало, ступит ему что в голову, так держись: Витьку батюшка отпел, а могилу ему Ромка на отшибе выкопал, где не отпетые лежат. Объяснил так, что батя по его образу жизни самый натуральный самоубийца и им всем убийца был. Когда уже закидали гроб землей Ромка сказал: «Смелый был зло творить, смелым будь и отвечать за него» Да, так и сказал. Ему я помогал и еще один мужик – знаешь ли, Василий, кочегар из котельной? – Катерина пожала плечом. – Ну, не важно! Так вот он как-то разволновался очень от Ромкиных поступков, говорит, мол, судить берешься не по чину. А Ромка такой: «Дети – судьи своих родителей. Я его сужу, мои – меня, так и поймем, кто как жил и чего стоил» – Дядя Валера вдруг усмехнулся: – Надо было видеть, какое впечатление Ромкины слова на Василия произвели! Тоже не святого поведения мужик, проняло его тогда.

Они снова замолчали, думая о своем, у Катерины сердце надрывалось от сочувствия Ромкиной доле.

– Что за жизнь у него была! – сказала она с горечью. – Счастье и радость были хоть?!

– Были, как не бывать!

Они проходили мимо пекарни, и оба посмотрели на витрину, из открытых окон которой разносились волшебные ароматы свежей выпечки.

– Стойте, дядь Валер! Давайте я нам на перекус куплю чего-нибудь, пахнет так, сил нет удержаться! Чего хотите?

– Хачапури возьми, у меня Люба квас делает, попьем с тобой холодненького с лепешками!

Когда Катерина с дядей Валерой уже сидели в тени у него во дворе, попивая белый хлебный квас, резкий, чуть сладковатый, и уминая хачапури, он продолжил рассказывать.

– Что я хочу тебе сказать, Катён! Вот отца у Ромки не стало, Снежанки не стало, и фарт ему в работе попер! Такое состояние у него было, как будто тяжесть с плеч его сняли, долги по жизни списали, да. Только успевал управляться, и заработок шел хороший, не обманывали, не кидали, все прямо порядочные заказчики попадались! Первый раз в жизни лишние деньги появились у него, достаток наступил. – Дядя Валера вдруг рассмеялся, как над чем-то забавным: – Знаешь, что он себе в первую очередь купил? Наушники и штучку такую, куда музыку записывают. Все время в этих ушах ходил и улыбался. Я спрашиваю, что, мол, слушаешь? Эту вашу дыщ-дыщ-дыщ, от которой голова трещит? А он мне хитро так улыбнулся и важно так говорит: «Нет, дядь Валер, мне с детства хороший вкус привили! Я привык высокую музыку слушать» – От этих слов сердце у Катерины обдало горячим. Ромка! – Что, спрашиваю, за высокая музыка такая? Опера, говорит. Люблю, говорит, меццо-сопрано! Слыхала? Меццо-сопрано! Кармен слушал. Не хухры-мухры тебе! Да, так было. – Дядя Валера вздохнул, переменил мысли: – Потом он дом поднял, все отремонтировал, крышу поменял, забор новый поставил, в общем, добротно все сделал. Ванную соорудил! Мать его нарадоваться не могла, уж и не помнила, каково это хорошо жить. Хорошо тогда жили, вольно. Мать каждые полгода к Снежанке ездила, за нее только и печалились. Потом Ромка заженихался – с девушкой познакомился, штукатурщицей. На одном объекте работали. Лизой ее звали. Красивая девка была, но бедовая. Знаешь, вот, бывает, посмотришь на человека и понимаешь, что ничего хорошего от него ждать не стоит – глаз бедовый у него. Вот у Лизки этой глаза бедовые были. Не смогла бы она тихому семейному счастью радоваться, все ее куда-то тянуло. Ее бабка вырастила, уж не знаю, как так получилось. Жили они совсем скромно, на пенсию да пособие. Лизка о богатой жизни мечтала, а тут Ромка со своей щедростью! В общем, поженились они, когда она забеременела. Ромка светился весь – что ты, счастье повернулось к нему лицом, все складывается, как и не мечтал! Знаешь, как он сказал тогда? Мы с ним как-то вечером, уже после работы, домой шли, а он все сияет как новый самовар и радостный такой говорит: «Смог я, дядь Валер, смог переломить судьбу, понимаешь? Батя мой повторил жизнь своего отца, тот – деда. Все они пили, понимаешь? Отродьем людским были. А я решил, что остановлю это, не буду пить – хоть убивайте меня! – и тогда судьба изменится. Я непьющий и дети мои пить не будут! Костьми лягу, но очищу кровь от этого! Уже получается, ты видишь?»

Дядя Валера снова замолчал, Катерину охватило ожидание беды и досада: за что с Ромкой судьба так сурова?

– Что я хочу тебе сказать, Катён? Вот, вроде и хочется иногда похвалиться, поделиться своей радостью, а лучше остерегись – вдруг черт подслушает? Нагадит же!