Сознание Катерины поддакнуло: свою богемную жизнь известной оперной певицы, обитающей в блеске софитов и вспышек фотокамер она хоть и привыкла считать собственной заслугой, результатом таланта и труда, но с годами все острее чувствовала, что какая-то сила ведет ее по этому пути, а сама она лишь эту силу старается не подводить и много работает, а похвалы не любит, вроде как нет ее заслуги в красивом голосе.
– Вот, видимо, в неурочную минуту Ромка похвалился, подслушал его черт! Не сразу, конечно, все разлаживаться стало. Женька у них родился – уж до чего светлый мальчонка! Видала его? – Катерина отрицательно покачала головой. – Награда, а не мальчишка! Крестник мой. Ромка его с рук не спускал, если бы мог в кармане носить – носил бы! Счастливый был, не видел того, что уже чернота вползла в его жизнь. Женьку Татьяна Ивановна пестовала, тоже души в нем не чаяла, а Лизка на работу стала выходить. Только со стороны-то было видно, что не для работы она ходит, а, чтобы среди мужиков тереться. Глазками стреляла, слова вольные принимала – шабашников много, что они, залетные молодцы, будут себя блюсти, что ли, если баба не блюдет? Погуливать стала. Все это видели, один Ромка не видел, но так всегда и бывает. – Дядя Валера горько поджал губы, недоуменно поднял брови, чуть повернул лицо к Катерине, не отрывая при этом взгляда от земли. – Многие гулящие жены, да и мужья – тут не имеет значения – со временем начинают не уважать своих супругов: то ли от вины это идет, то ли зарываются, но появляется желание показать свое неуважение, дерзость, насмешку. Паскудно это все выглядит! Особенно если второй супруг не в курсе событий. Ромка еще долго со своей ненаглядной Лизонькой носился, говорил, мол, устает она, нервничает, а она открыто насмехалась над ним. Потом он смурнеть стал, видимо, почуял неладное, но на факте не ловил, как поймаешь? Свет в нем заметно угасал. Потом она забеременела, все гадали: от кого? Родилась девочка – копия Ромки и Татьяны Ивановны. Помнишь их? Глаза большие, зеленые, носик точеный, волосики русые, волнистые. Тезка твоя – Катерина. – Сердце Катерины снова благодарно трепыхнулось: Ромка! Помнил ее! – Но она такая ласковая была, как котенок, быстро в Катёну превратилась! – Лицо дяди Валеры озарилось улыбкой доброго воспоминания. – Вот уж ручная была! Ко всем на руки просилась, ластилась, ласкалась – наверное, маленькие девочки такими и должны быть. Все ее любили. Татьяна Ивановна с коляской гуляла, к нам на работу заезжала, вот мы ее все тетёхали! Душу всем мужикам грела пупса эта! Пойдут себе сигареты покупать, так и ей обязательно что-нибудь возьмут, радости столько видеть, как угостишь ее, она улыбается и тянется поцеловать, поблагодарить, значит. Сама укусит конфету и тебе дает укусить – чистый ангел! А Лизка-то месяца через два после ее рождения сбежала, так и неизвестно, где она. Ситуация тогда была непростая: неудобно было ни посочувствовать, ни высказаться – Ромку жалели все, хороший же мужик: не пьющий, не скандальный, работящий, все в дом тащил – ни у кого рот не открывался про Лизку что сказать-спросить. Так на молчании все и сошло. Но, скажу я тебе, он сильно переживал. Только в счастье поверил человек, только сложилось все, а его – раз! – дядя Валера резко рубанул рукой по воздуху – и подкосили! Опять в человеческое дерьмо макнули! Знаешь, Катён, как я определяю глубину его страдания? Все эти годы – дядя Валера стал загибать пальцы – считай, пять или шесть лет у него не было женщины. Сторонился он их, даже чуть отворачивался, рядом не садился. Больно ему было. Не доверял больше. Только детьми жил. И ты знаешь, – беда-то одна не приходит! – заработок пропал у него. Как отрезало! То полгода работал, заказчик все завтраками на выплату кормил, а потом сбежал! Считай, полгода без денег, когда еще заработает? Тут кинут, там обманут – туго жить стали. Все у него из рук валилось, внутренняя сила ушла, понимаешь? Всю жизнь боролся, слабеть начал. На Татьяну Ивановну тоже все болячки разом накинулись, за самой смотреть надо было. Тут он кровью кашлять начал, сказали, что не жилец, год протянет и все. Сломался Ромка – не за себя, за детей переживал, хотел им светлую жизнь подарить, а бог не дал такой возможности. Под конец совсем сдал, встретил раз его у ларька, он водку взял, но, ты знаешь, не пил, нет, удержался все-таки – эту бутылку потом под его кроватью нашли, целую. Трудно им было, как отец умер. Через год еще и Катёна воспаление легких подхватила и за несколько дней сгорела. Живут скромно, на пенсию и пособие, я их не оставляю, конечно, тоже помогаю, чем могу. Татьяна Ивановна слабенькая уже, если Женька один останется, заберу его к себе. Люба не будет против, она жалостливая женщина.