Зеркало Иблиса

На шестом ходу появился Фрисснер. Он стал в сторонке, широко расставив ноги, и спросил:

— Макс, ты уверен в победе?

— Отнюдь нет. — Богер, который только что потерял слона, покачал головой. В школе он был чемпионом и полагал, что араб может в лучшем случае оказаться занятным противником, но происходило нечто иное — Макс медленно, но верно проигрывал партию.

— Это еще что такое? Чините грузовик, солдат!

Ягер. Тут же лязганье послышалось с новой силой, а штурмбаннфюрер остановился рядом с Фрисснером и сказал так, чтобы все слышали:

— Похвальное единение с отсталым народом. Учим его интересным играм?

— Вы играете в шахматы, штурмбаннфюрер? — покосился на него Фрисснер.

— Нет. В футбол.

— Тогда помолчите. Представитель отсталого народа выигрывает у нашего славного Макса.

— А ваш славный Макс — гроссмейстер? — съязвил Ягер.

— Представьте себе, да.

Богер тем временем обменял второго слона на ладью, что нисколько не опечалило араба. Он то и дело хитро поглядывал на немецкого офицера и явно знал заранее, чем закончится партия.

Так и случилось. На тринадцатом ходу Богер решительно повалил фигурку своего короля и пробормотал:

— Сдаюсь.

И для иллюстративности поднял руки.

— Это достойно первых полос, — презрительно сказал Ягер и, шелестя песком, пошел прочь.

— Попробуете, капитан? — Богер поднялся, отряхиваясь.

— Увольте.

— Можно мне, господин капитан?

Это произнес Герниг, молодой конопатый солдат.

— Пожалуйста, если он согласится. Появился Замке, обогнул капитана и о чем-то заговорил с Муамаром, который бесстрастно расставлял фигуры и реагировал на фразы ученого лишь короткими движениями головы. Поговорив с полминуты, Замке сказал остальным:

— Он интересуется, есть ли у вас кто-то, кто действительно умеет играть.

— А вы, Юлиус?

— Я играю очень плохо.

— Можно мне? — повторил Герниг и покраснел.

Замке задал короткий вопрос арабу. Тот взглянул на солдата, пожал плечами и провел ладонью над шахматами.

— Он не против, — сказал Замке.

Герниг осторожно опустился на колени и так застыл, в неудобной позе нагнувшись над шахматной доской. Ему тоже достались белые.

— Эрвин, делай рокировку! — дурашливо посоветовал кто-то из солдат, остальные засмеялись. Лязганье снова стихло, благо Ягер ушел.

На сей раз играли долго. Солдаты потеряли интерес к партии и снова занялись ремонтом грузовичка, опять появился Ягер, постоял с минуту и ушел, что-то насвистывая. Замке, чтобы лучше видеть, присел на корточки рядом с играющими.

Араб все так же поглядывал на противника, но теперь уже без ухмылки. Богер крякнул и покачал головой, шепнув Фрисснеру:

— Парень умеет играть.

— Араб это понял, — согласился капитан.

Потеряв коня, а затем ферзя, Муамар издал чуть слышный удивленный звук и надолго застыл. Прошла минута, две, пять…

— Он просчитывает партию вперед, — хрипло про шептал Богер.

Десять минут.

Двенадцать.

И фигурка черного короля упала с чуть слышным костяным стуком.

… Глинобитные домики прятались под низкими, уродливо скрюченными стволами пустынных акаций и тамарисков. Поселок был пуст — если можно было назвать поселком это жалкое скопление людских прибежищ, со всех сторон окруженное палящим солнцем и песчаным жаром.

— Там только мертвые… — развел руками Ойнер.

— Вы осмотрели дома?

— Да, господин капитан. Мертвые английские солдаты. Там… — он не нашел нужного слова, замялся и замолчал.

— Смотрите! — крикнул Каунитц и вытащил из песка ремень. Английский военный ремень, с которого свисала фляжка.

— Какого черта? — Ягер обернулся к остальным. — Англичане? Здесь?

— Да, это, конечно, не тыл, но тут никого не должно быть… — задумчиво пробормотал Артур Фрисснер, разглядывая ремень. Они стояли на расстоянии полусотни шагов от первого домика, такого же убогого, как и все остальные.

Муамар выступил вперед и шумно потянул носом воздух.

— Какого дьявола он нюхает? — раздраженно спросил Ягер и заговорил с проводником. Тот, не оборачиваясь, ответил довольно резко, это явно означало что-то типа «не мешай!». Штурмбаннфюрер побагровел, но умолк. Проводник сделал еще несколько шагов вперед, прошел мимо застывшего Ойнера и троих солдат из передовой группы и направился к тому самому крайнему дому. На полпути он махнул рукой, словно приглашая следовать за ним.

Шагнув в пустой дверной проем, Фрисснер остановился, привыкая к полутьме, и тут же отшатнулся, потому что прямо на него скалился человеческий череп.

Нет, не череп.

Костлявое лицо, обтянутое иссохшей кожей.

Ослепительно белые зубы, над которыми торчала щетина рыжеватых усов.

Пряди волос, присохшие ко лбу.

Мумия сидела на полу, привалившись спиной к стене, сжимая в напоминающих птичьи лапы руках английский автомат. Никакого запаха разложения или смерти — лишь тот же горячий воздух без малейшего движения.

— Тут один мертвец, — крикнул Фрисснер, не отрывая взгляда от мумии, словно она только и ждала, как бы схватить его за ногу своей тонкой когтистой рукой.

— Тут тоже, господин капитан, — отозвался Каунитц. — Двое англичан. Совсем высохли…