Зеркало наших печалей

А Дезире развлекался. У Варамбона уйдет много времени на поиски реального Бюрнье, умершего в 1938-м. Все его попытки разоблачить «выскочку Миго» проваливались из-за неразберихи, поглотившей французские власти. Почта работала плохо. Телефон еще хуже. Преследователь Дезире добился жалких успехов, недостаточных, чтобы поколебать в «Континентале» позиции очкарика.

В первые три дня июня здание начало пустеть, как предприятие, заявившее о банкротстве. Толчея на лестницах, столпотворение в больших залах и крики уступили место перешептываниям, приватным беседам, встревоженным лицам и уклончивым взглядам. Люди ходили по коридорам, как по палубам «Титаника», даже на пресс-конференциях стало меньше публики.

3 июня 1940 года самолеты люфтваффе разбомбили заводы «Рено» и «Ситроен». Парижское предместье[55] получило удар в самое сердце. Из ста погибших большинство оказались рабочими. Умы и души парижан были смущены. Немецкие асы не в первый раз «резвились» в парижском небе, но после Арденн, Фландрии, Бельгии, Соммы и Дюнкерка люди почувствовали себя загнанными.

Под прицелом оказались не другие, а они сами. Начался «воробьиный разлет»: сотни, тысячи парижан бежали на юг.

Войско цензоров поредело, и заместитель директора как никогда раньше нуждался в Дезире.

Черту под делом подвело странное происшествие.

Рано утром Дезире направлялся в «Континенталь» и вдруг остановился в нескольких десятках метров от входа, завороженный странным зрелищем. В центре круга, образованного во́ронами (не путайте этих величественных птиц с гладко-черным блестящим оперением с воро́нами!), находился голубь, черноголовые подпрыгивали и нападали на него, ведомые пернатой атаманшей. Борьба шла настолько неравная, что Дезире прогнал агрессоров, топнув ногой. Вороны отскочили, но недалеко и сразу вернулись, как только человек пошел прочь. Голубь вжимался в асфальт, вертел головой, но его судьба была предрешена.

Дезире сдался.

Это незначительное происшествие подействовало на него странным образом. Он не хотел и не мог присутствовать при церемонии умерщвления. У него сжалось сердце, он посмотрел на вращающуюся дверь отеля, но пошел не направо, а налево. К метро.

Больше его никто не видел.

Заместитель директора был потрясен исчезновением любимца. Для него война закончилась унизительным личным поражением.

23

Удача иногда поворачивается к человеку лицом: Луиза легко нашла эту женщину. В телефонном справочнике – она не сменила фамилию. Одна-единственная Анриетта Тирьон жила на авеню Мессины.

Все получилось просто, Луиза вошла в здание, спросила у консьержки этаж, поднялась, позвонила, Анриетта открыла дверь, узнала посетительницу и на мгновение прикрыла глаза. Не от раздражения или нетерпения, как ее мать, просто осознала, что неизбежное наконец-то случилось.

– Входите…

Голос звучал устало. Квартира, сравнительно небольшая, выходила на дальний конец парка Монсо. Почти все место в гостиной занимал кабинетный рояль с горой нот на крышке.

– Давайте пальто и проходите, а я заварю чай.

Садиться Луиза не стала.

Булькал чайник, звенела посуда. Ей показалось, что прошла целая вечность, наконец появилась Анриетта с подносом, села на привычное место. Луиза устроилась напротив.

– Что до вашего отца… – сказала она.

– Вы сказали следователю правду, мадемуазель Бельмонт?

– Конечно! Я…

– Раз так, можете не продолжать, я читала ваши показания.

Анриетта улыбнулась, желая успокоить гостью. Эта пятидесятилетняя женщина не очень заботилась о своей прическе, в ее волосах тут и там сверкала седина. Лицо у нее было одутловатое, руки – по-мужски широкие, «пианистские», под глазами лежали тени. Слово «показания» причинило боль Луизе, она почувствовала себя несчастной.

– Я виделась с вашей мамой.

Анриетта криво усмехнулась:

– Вот как… Получили аудиенцию у королевы-матери… Не спрашиваю, как прошел визит; очевидно, удался, иначе вы бы сюда не пришли.

– Она мне солгала.

Луиза спохватилась – она не хотела нападать на дочь доктора.

Анриетта притворилась изумленной, потом улыбнулась и сказала:

– Моя мать лжет как дышит.

Она красиво разлила чай, передала Луизе чашку. Эта женщина все делала методично, не переставая улыбаться, словно хотела убедить собеседницу, что бояться нечего, потому что внешность обманчива.

– Ну же, мадемуазель Бельмонт, расскажите, что вам известно обо всей этой истории.

И Луиза рассказала. Анриетта с интересом слушала, перебила всего один раз, когда услышала эпизод с архивариусом:

– Все ясно, вы его соблазнили.

Луиза покраснела.

Мадемуазель Тирьон налила себе еще чаю, не подумав предложить Луизе, а когда настал ее черед говорить, поставила чашку на блюдце и сцепила ладони в замок, словно ждала, что вот-вот зазвучит музыка и можно будет вздремнуть.