Зеркало наших печалей

За рулем двухдверного «пежо» 1929 года его хозяин сидел четырежды. В первый раз он столкнулся на перекрестке с молоковозом и долго разбирался с полицейскими, после чего – и это стало вторым разом – ставил машину в гараж. Третий раз пришелся на торжественный случай – свадьбу кузины, состоявшуюся в 1930-м, праздновали в Женвилье[60], так что обратную дорогу можно считать четвертой попыткой. Цвет любимого авто потускнел, хотя хозяин каждые две недели мыл, полировал его и – по какой-то непонятной причине – доливал бензин в радиатор и проверял запаску.

Мсье Жюлю не хватало практики. Первое, что он сделал, устроившись на месте водителя, сменил лаковые туфли на домашние тапочки, и это не способствовало успеху их начинания.

Луиза хотела бы отказаться, но усатый толстяк вел машину, как трактор, вцепившись в руль обеими руками, и очередной поломки или столкновения ждать было недолго.

Бесконечное ожидание закончилось, шины подкачали, и они, двигаясь со скоростью пешеходов, направились к южному выезду из Парижа.

– Хорошо, что мы захватили с собой полную канистру, верно?

«Может, и так, только бензином ужасно воняет…» – подумала Луиза, но жаловаться не стала.

От авеню д’Орлеан все ехали в единственном, южном, направлении, вокруг насколько хватало глаз – машины с чемоданами, коробками и матрасами на багажниках и озабоченными лицами людей за стеклами.

– Они сказали «на юг», так? – спросил мсье Жюль. Он задавал этот вопрос десятый раз и, дождавшись ответа Луизы, в десятый же раз повторял: – Мы легко их отыщем. – Сейчас он добавил: – Мы едем шагом, а они наверняка «мчатся, как ветер»! Такой конвой уж точно не будет стоять в пробках.

«Ничего у нас не получится, – грызла себя Луиза. – Мсье Жюль был прав… Мы не только скорее бредем, чем едем, но и не знаем, куда двигаться…»

– Что еще есть на юге, кроме Орлеана? – спросила она.

Великий военный стратег мсье Жюль географию знал весьма приблизительно, отвечать не стал и лишь покачал головой, напустив на себя озабоченный вид, закурил и тут же мазнул левым крылом по столбу.

План кинуться в погоню за арестантами Шерш-Миди был безумной затеей, но развернуться и поехать назад они уже не могли.

Бо́льшую часть времени машины ехали на второй, а то и на первой скорости, а около восьми вечера длинный караван и вовсе остановился. Луиза вышла размять ноги и пописать за кустом. Многим женщинам пришла в голову та же мысль, и все терпеливо ждали «очереди», поглядывая одним глазом на машины, из которых вылезли, хотя внезапно рвануть с места никто при всем желании не смог бы.

Луиза решила узнать, не встречал ли кто кортеж автобусов со стеклами, замазанными синей краской, но ей отвечали недоумевающими взглядами: что городскому транспорту делать на шоссе? Луиза не сдавалась, расспрашивала водителей и пассажиров, но все отвечали одинаково: «Нет, не видели…»

Она успела вернуться вовремя, но мсье Жюль все-таки укорил ее:

– Между прочим, я волновался!

В тот момент, когда она собиралась захлопнуть дверцу, какая-то женщина спросила:

– Это вы ищете автобусы Управления транспорта Парижского региона? Колонна обогнала нас у Кремлен-Бисетр, около трех дня. Она ехала в сторону Орлеана.

В девять вечера все погасили фары – из страха перед немецкими бомбами – и продолжили движение в темноте. Мсье Жюль «приклеился» бампером к грузовику, перевозившему сразу четыре семьи и всю их мебель. Он понадеялся, что так не окажется в кювете и они худо-бедно сумеют продолжить путь.

Тюремный кортеж опережал их уже часов на шесть, а они такими темпами будут в Орлеане не раньше чем через два дня…

Мсье Жюль съехал на обочину, открыл багажник и вернулся к Луизе с корзинкой для пикника, куда предусмотрительно уложил белую льняную скатерть, колбасу, хлеб и бутылку вина. Она улыбнулась: бегство из Парижа превратилось в ночное приключение.

31

Нервничали все – жандармы и военные, аннамитские и марокканские колониальные стрелки, – Фернан ощутил это, как только вышел из автобуса и увидел у въезда в лагерь солдат с ружьями наперевес. «Получается, нас тут не ждали? Никого? Ни арестантов, ни конвой? Как же так?»

Ближе к концу дня в небе появились немецкие эскадрильи. Перспектива попасть под бомбежку в подобном месте нагоняла на охранников страх, и они винили за все «эту шваль», не заслуживающую ни защиты, ни сочувствия.

Капитан Хауслер, по-прежнему непреклонный, как военная юстиция, побеседовал с коллегой, отконвоировавшим в лагерь сидельцев из Санте́, и сразу понял: прибыл последним – бери что дают. А давали ему шесть зданий без санитарных служб за колючей проволокой. Издалека они напоминали блокгаузы, а никак не человеческое жилье. Хауслер поинтересовался общим числом заключенных в лагере.

– С вашими выйдет не меньше тысячи.

Фернан чуть с ума не сошел, услышав от командира эту цифру.

И сколько времени им придется охранять тысячу преступников?

Капитан приказал аннамитам провести перекличку и личный досмотр, сославшись на директиву Генштаба.