Зеркало наших печалей

Женщины сменили тему, покорившись судьбе: сейчас им нужно было думать о семье, о детях. Освободится ли дорога? Где достать бензин? Яйца? Хлеб? Одной из них срочно требовалось переобуться: «В этих я далеко не уйду…» – объясняла она. «Ну, с ногами всегда проблема…» – бросила другая. Засмеялись все, даже пострадавшая.

Луиза вернулась к мсье Жюлю. Машин стало еще больше, а они, оказывается, осилили всего сорок километров. Осталось еще восемьдесят. Сколько времени потребуется – день, два, три?

– Знаю, знаю… – сказала Луиза.

– Что именно ты знаешь?

– Вы умираете от желания сказать: «Я был прав, затея с самого начала была дурацкая!»

– Когда я такое говорил?!

– Не говорили, но думали, а я произнесла вслух.

Мсье Жюль всплеснул руками, хлопнул себя по ляжкам… и промолчал, понимая, что Луиза злится не на него, а на себя, на обстоятельства, на жизнь…

– Нужно раздобыть бензин…

Об этом думали все, и никто не знал, как все устроить.

Дорога ожила. Грузовики, фургоны, автокары, трехколесные грузовые мотороллеры, двухколесные тележки, запряженные волами, тандемы, катафалки, машины «скорой помощи»… Зеркало французского гения… Все везли чемоданы, шляпные картонки, перины, тазы и лампы, птичьи клетки, железные сундуки, собачьи будки. Могло показаться, что Франция решила устроить распродажу подержанных вещей.

– Странно выглядит, – буркнул мсье Жюль, – а матрасы на багажниках – и вовсе идиотство…

Ресторатор подметил точно: матрасы «украшали» почти каждую крышу, как будто люди надеялись защититься ими от пуль или собирались ночевать под открытым небом.

Пешеходы и велосипедисты обгоняли автомобили, двигавшиеся рывками, водители чертыхались, каждому было до слез жалко сцепление и коробку передач. Кое-где жандармы, солдаты и добровольцы пытались наводить порядок, но хаос всегда оказывался сильнее.

Луиза вернулась к чтению писем.

– Почерк твоей матери… – сказал мсье Жюль, удивив Луизу. – Мало кто писал так красиво, как она. А еще Жанна была умница, не чета другим.

Он помолчал, тяжело вздохнул и продолжил:

– И руки у нее были золотые, все умела делать…

Мсье Жюль выключил зажигание. В случае чего он просто снимет машину с ручника, это же не кольцевые гонки.

В июле 1905-го Жанна написала доктору:

Мой дорогой!

Наверное, я гадкая особа. Ни одна приличная девушка не отправилась бы в отель на свидание с женатым мужчиной, ей даже подумать о таком было бы стыдно!.. А я радуюсь, словно на свете нет ничего слаще греха. Изумительно аморально!

– Ну так что, – спросил мсье Жюль, не в силах справиться с любопытством. – Нравилось ей жить в прислугах?

Луиза бросила на него недоумевающий взгляд: он никогда не говорил о Жанне Бельмонт подобным небрежно-неуважительным тоном.

– Пока не знаю, – ответила она.

– На каком ты сейчас месте?

Она могла бы дать ему письмо, пусть бы прочел сам, но не захотела, чувствуя, что это нечестно по отношению к матери.

Я отдала вам себя всю без остатка, но каждый раз чувствую, что отдаю еще и еще. Возможно ли такое?

Я действительно хочу умереть, вы знаете, что это не шутка. Мои слова вам не понравились, но они правдивы. Не печальтесь, я хочу уйти и унести с собой лучшее, что у меня есть, мою любовь к вам.

Когда я впервые заговорила об этом, вы прикрыли мне рот ладонью, не желая слушать. Я до сих пор чувствую ваши пальцы на губах, их вкус, запах, и так будет всегда.

Жанна

У Луизы перехватило дыхание.

– Грустная история? – спросил мсье Жюль.

– История большой любви…

Она не знала, как объяснить, что чувствует.

– Ну конечно… Любовь…

Привычный насмешливый скептицизм на этот раз оскорбил чувства Луизы, и она сочла за лучшее не отвечать.

Во второй половине дня по шоссе проследовало несколько военных колонн, и движение, оставшись плотным, слегка ускорилось. Водители шли на обгон, чтобы не застрять и не плестись в хвосте у тех, кто только что стоял в среднем ряду.

Когда до Орлеана оставалось не больше тридцати километров, дорога замерла, как огромный питон, решивший вздремнуть, и мсье Жюль, все сильнее тревожившийся из-за бензина, повернул направо, на проселочную дорогу, где заметил ферму.

Со вчерашнего дня в воздухе что-то изменилось. Крестьянин хмурился, не слишком охотно позволил набрать воды из колодца, а за «допуск» в сарай запросил двадцать пять франков. «Я рискую…» – сказал он, не объяснив, чем именно…

33

В семь утра подвезли продовольствие для охраны и командного состава.