Зеркало наших печалей

Фернан потратил часть денег на продукты для лагеря, и в его вещмешке стало больше свободного места. Он повернулся спиной к остальным, поцеловал обложку «Тысячи и одной ночи» и убрал книгу.

Пора было давать сигнал к началу движения.

Высоко в небе летела эскадрилья немецких бомбардировщиков. Было около одиннадцати утра.

41

Луиза бежала по полю, толкая вперед тележку, подпрыгивавшую на бугорках, дети орали, а у нее за спиной бомбардировщики снова и снова пикировали на дорогу, расстреливая ее из пулеметов. Она понимала, что представляет собой удобную мишень, и рванулась вперед. Колесо налетело на корень, и Луиза едва успела удержать свой «экипаж» от падения набок. Плач превратился в визг, но она не остановилась. Ни одному немецкому летчику не пришло в голову отклониться в сторону, чтобы поймать в прицел беглянку, но Луиза не знала этого и умирала от страха. Вдалеке темнели деревья, но она уже не надеялась до них добраться, легкие свистели, хрипели и готовились лопнуть.

Она убежала «без ничего», и ей на мгновение показалось, что она снова на бульваре, совершенно голая, ослепшая от ужаса…

Луиза выбилась из сил, остановилась и оглянулась. Дорога была далеко позади, она не различала деталей, только слышала гул моторов и вой сирен. На холме, на фоне редких рощиц, расположилась ферма. Луиза вспомнила, какой прием ей и мсье Жюлю оказали давешние крестьяне, и только тут осознала, как давно заходятся в крике дети.

Она в ужасе склонилась над импровизированной колыбелью и впервые по-настоящему рассмотрела трех малышей. Мальчиков завернули в голубые, вязанные крючком одеяльца. Луиза вытерла носы уголком пеленки, и они вдруг успокоились. Возможно, их заинтересовало новое лицо…

– Ну-ка, давайте посмотрим, как вы топаете маленькими ножками, – хриплым голосом проворковала Луиза, достав первого мальчика.

Ребенок уцепился за колесо тележки, она поставила рядом второго, продолжая разговаривать с ними и то и дело поглядывать назад, где небо над шоссе снова стало беззвучно-унылым, как погребальные пелены.

Луиза взяла на руки младенца и запела колыбельную. Ребенок затих.

Нужно было проверить содержимое тележки. Она перегнулась через борт, подняла стопку одеял и простынок, на которой лежали дети, и увидела перевязанный ленточкой пакет с письмами Жанны, который неосознанным движением кинула туда, спасаясь бегством.

Луиза отодвинула его в сторону и обнаружила кое-какую посуду, столовые приборы из нержавейки, одежду, круглую буханку хлеба, бидон с водой, две банки ягодного компота, коробки печенья, плитку подтаявшего шоколада, три банки овощных консервов, кулек белого риса, мешок детской смеси. Закончив, она села в траву на обочине, зажала меньшего мальчика между коленей, отщипнула два кусочка хлеба и протянула один ему, а другой его брату. Оба синхронно шлепнулись на попки и принялись с упоением жевать. От девочки ужасно пахло, ее требовалось немедленно перепеленать. Делать она это не умела, английских булавок не нашла и завязала подгузник затейливым узлом. Все грязные пеленки она выбросила, подумав: «Все равно постирать негде…»

Наступала ночь, и Луиза снова засомневалась: что делать, как поступить, куда направить свои стопы. Одинокая ферма напоминала ушедшего в себя человека и выглядела враждебно.

Луиза уложила детей и зашагала… дальше.

Мальбрук в поход собрался,
Миронтон, миронтон, миронтэн[70]

.

Малыши ненадолго затихли.

Луиза шла и мысленно составляла список дел: переодеть детей, накормить их, найти место для ночлега и – самое главное – выяснить, кто даст им приют.

Куда сдают найденышей?

Принес я весть дурную,
Миронтон, миронтон, миронтэн,
Принес я весть дурную:
Пролить вам много слез!

Она подумала о мсье Жюле. О том, как он стоит один на дороге и кричит: «Ну же, Луиза, беги!» Неужели какой-то паршивый бош убил ее любимого толстяка в домашних тапочках?

Над гробом поднялася,
Миронтон, миронтон, миронтэн,
Над гробом поднялася
Мальбрукова душа.

Утешенные хлебом близнецы дремали, но девочка снова расплакалась, и Луиза почувствовала себя несчастнейшей из женщин. Она превратилась в клубок нервов, слишком велика была ответственность и силен страх… Луиза злилась, но ничего не могла с собой поделать. Она положила девочку на сгиб левой руки, правой взялась за ручку тележки и продолжила свой путь.

Когда Луиза добралась наконец до деревьев, землю окутал ночной туман. Роща была не роща, а сделавшая петлю дорога, с которой она ушла двумя часами раньше. Беженцы по-прежнему медленно двигались вперед с чемоданами и узлами, рядом ехали велосипедисты, но машин не было…