Она никак не могла сориентироваться, понять, справа или слева остались мсье Жюль и сгоревший «пежо». Дети проснулись, нужно было как следует накормить всех троих, дать попить, сменить пеленки… «Ее даже от груди еще не отняли…» Какую еду можно давать малышам, толком не умеющим жевать? Есть ли у нее все необходимое? Мучимая вопросами, она присоединилась к усталым людям, решила не останавливаться, не составив четкого плана, и запела, чтобы заглушить громкий рев малышей:
На обочинах и в кюветах стояли брошенные машины с распахнутыми дверями, внутри остались чемоданы и пустые коробки, куда совсем недавно люди торопливо собирали вещи, чтобы взять с собой в изгнание. Луиза шла быстро, ни с кем не сталкиваясь. Многие беженцы уже устраивались на импровизированный ночлег, сооружали навесы из брезентовых чехлов, одеял или простыней, чтобы не промокнуть под дождем.
Луиза продолжала идти, пока не заметила костерок, разведенный около кустов, и людей возле него, они ужинали, сидя спиной к дороге.
Луиза остановила тележку в двух шагах от незнакомой семьи, и на плач обернулись мать, отец и трое детей. Мужчина смотрел враждебно, женщина с печалью, ребята равнодушно.
Она посадила близнецов на землю, девочку пристроила на левую руку и занялась приготовлением еды. Сначала дала мальчикам хлеба, чувствуя на себе взгляд матери семейства. Где-то недалеко, в поле, мычала корова, призывая хозяйку. Луиза насыпала в алюминиевую миску немного смеси с запахом ванили, налила воды, и на поверхности сразу образовались комки. Мальчики с интересом наблюдали за ее действиями, девочка нетерпеливо кряхтела, а треклятые комки отказывались расходиться.
– Ничего не выйдет, пока не подогреете воду, – сказала женщина, подойдя ближе.
– Не приставай к человеку, Тереза! – недовольным тоном крикнул мужчина, но его жена давно научилась слышать и не слушать.
Луиза перелила содержимое миски в маленькую кастрюльку с ручкой, подумав: «Да уж, эти люди подготовились к трудному путешествию…» Мужчина что-то тихо бубнил, пока грелась смесь. Он явно пытался надавить на жену, показать, кто главный в семье.
Луиза дала девочке погремушку – деревянный свисток с ручкой (малышка начала с упоением трясти ее), потом вынула из тележки две банки с компотом, поняла, что сама их не откроет, и подошла к старшему сыну неприветливого «кострового».
– У меня не хватает сил… Поможете?
Он охотно взялся за дело, крышка повернулась, чмокнула, и парень вручил Луизе компот, как почетный приз.
– Спасибо, молодой человек, вы были очень любезны…
Предложи она юноше провести с ней ночь в отеле, он и то возгордился бы меньше.
Мать протянула Луизе кастрюльку:
– Будьте осторожны, не обожгитесь…
Накормить девочку оказалось очень трудно. Она хныкала, хотела грудь или бутылочку и выплевывала то немногое, что Луизе удавалось влить ей в рот. Через полчаса обе совершенно обессилели. Близнецы играли, дергали плед в разные стороны и пока не доставляли хлопот, но Луиза понимала, что очень скоро оба снова проголодаются и ей придется заняться ими. Она разбавила молочную смесь водой и начала кормить малышку, та глотала – и вдруг заснула, обессилев от голода и плача.
Луиза впервые смогла как следует рассмотреть тонкие черты ее лица, густые, изящно загнутые ресницы, крошечные ушки и розовые губы. От этой красоты у нее перехватило дыхание. В памяти всплыла фраза из письма Жанны: «Ах, какое крошечное личико было у этого малыша!» До чего же странные, извилистые пути выбирают иногда человеческие судьбы… У Жанны отняли ребенка, Луиза не смогла дать жизнь малышу, а теперь вот отвечает сразу за трех чужих.
Близнецы были веселые мальчики, им нравилось играть с ней в прятки и в «ку-ку!», она прятала за спину ложку, погремушку, стаканчик, и они заливались смехом. Подростки сидели спиной к родителям и как завороженные смотрели на красивую молодую женщину, усталую, печальную и все-таки пытавшуюся улыбаться. Удивительное мужество!
Два часа спустя все кое-как наладилось.
Мальчики были переодеты, девочка проснулась, и Луиза немножко ее покормила, а потом свернулась калачиком в тележке, прижав крошку к животу. Близнецы лежали по бокам от нее и тихо сопели.
Она взглянула на бездонное ночное небо, украсившееся звездами, и погладила девочку по нежной теплой головке.
42
Фернан дунул в свисток, и любой меломан различил бы в этом звуке ноту тревоги, совершенно отличную от воинственно-высокомерной тональности, извлеченной из свистка капитаном Хауслером. На то чтобы отправить в путь семьсот заключенных, понадобилось больше семи часов. Самым слабым Фернан разрешил сидеть до последнего момента.