Зеркало Рубенса

Рубенс сделал вид, что не расслышал, и не стал отвечать, тем более что Бэкингем уже унесся в другой зал и там что-то выкрикивал по-английски. С кистью в руке Рубенсу пришлось пойти за герцогом.

– Да, милорд, антики – это мое вдохновение. Сила и слабость, если угодно. Нектар жизни, о котором вы говорили. Мне лестно, что вы обратили внимание на мои любимые вещи. Простите, не возражаете, если мы вернемся в студию? – воззвал Рубенс почти в отчаянии.

– Знаете, что мне пришло в голову: а если попробовать осыпать лепестками свежих роз и жасмина во-он ту статую?! Она может ожить, поведать нам что-то! Одарить неземной любовью!

«Мои картины, похоже, его не интересуют. Кружит вокруг антиков все утро. Со странностями человек, терпения никакого, как у ребенка».

– Милорд, могу я задать вопрос?

– Да. – Бэкингем прошел вдоль ряда античных голов, выстроенных на пьедесталах. – О, какие лица, как они на меня смотрят, какое благородство в них, сейчас нет таких людей!

– Когда. Изволит. Появиться. Месье Жербье?

– Он не придет. Я приказал, чтобы он не мешал нам. Вы что, недовольны, мэтр?! Ха-ха-ха, шучу. И я правильно сделал, что пришел один – что за чудо я вижу! Знаете что? Нам нужен придворный художник. Лучший! Это ведь вы, мэтр Рубенс, лучший? Но понимаю, что уехать из такого дворца немыслимо, я бы и сам здесь жил с удовольствием. Да у вас и в саду прекрасные статуи!

– Милорд. Я больше всего на свете ценю возможность посетить двор – самый просвещенный двор Европы, служить вам. Я полон сил и, разумеется, способен на все. Но меня тревожит мысль о судьбе Антониса ван Дейка и нашего друга Балтазара Жербье. – Рубенс вдруг вспомнил, что герцог ценит в людях преданность дружбе.

– О Жербье можете не беспокоиться, у нас для него всегда найдется работа, да и какой он художник… А ван Дейк то в Италии, то в своих антверпенских дворцах. Яркая, яркая птица. – Было очень странно услышать что-то похожее на зависть в интонации герцога. – Вечно он при Арунделе да при его жене. Нужен кто-то постоянный, чтобы был только при мне!

«Важно сразу не ошибиться с цифрой годового содержания и сообразить, как устроить, чтобы инфанта отпустила меня. Мы с Сусанной будем жить в Лондоне! Станем самой красивой парой при самом блестящем дворе!»

Внезапно Бэкингем оказался перед холстом, над которым работал Рубенс. Он пристально вгляделся в изображение собственного лица. Рубенс терпеть не мог, когда заказчик видел незаконченную картину, но сейчас он лишь мечтательно улыбался и готовился принять комплименты.

– Завтра я уезжаю в Париж. В Париж! – вдруг сказал герцог.

«А эта новость будет интересна и наместнице, и Оливаресу. Значит, у него остались еще планы насчет альянса с Францией. А говорили, что Ришелье отверг герцога решительно… Что еще можно узнать у Бэкингема? Или хотя бы у Жербье? Впрочем, главное – стать придворным в Лондоне, стать необходимым королю и герцогу. Насколько же английский двор более щедр, чем французский! Мы с Сусанной станем жить по-королевски, ездить в Италию и лишь иногда наведываться в Антверпен! – размечтался мэтр. – А мальчиков взять с собой или оставить здесь пока?»

– Так что, мэтр Рубенс, вы готовы ехать в Лондон?

– А когда это станет возможным, ваша светлость?

– Да хоть завтра… через Париж. Или послезавтра. В моей свите.

– Ха-ха, милорд, ваша светлость… сами видите, какое у меня хозяйство, семья… и пока неясно, на каких условиях… Кроме того, я – пока что! – придворный художник инфанты Изабеллы, как вы изволите знать, ее высочество оплачивает каждую заказанную работу, она освободила меня от налогов, да еще и жалованье платит. Инфанта разрешает мне работать на французского короля, поэтому, думаю, и на английского тоже… А еще меня ждет важное дело, это касается моей семейной жизни…

Бэкингем досадливо поморщился.

«Зачем я ему это рассказываю? Не тороплю ли я события, намекая на помолвку? – спохватился Рубенс. – Впрочем, герцог наверняка любит, чтобы говорили прямо, вроде бы Жербье даже предупреждал об этом».

– Значит, завтра не готовы, мэтр? – Герцог подошел к окну и стал рассматривать витраж, водя пальцем по изгибам линий.

– Разумеется, да! Готов! Это честь, милорд! Ваша светлость! Но… э-э-э… сыновья… и инфанта… спросят. Они спросят!

– Ладно. – Казалось, герцогу внезапно стало скучно. – Без меня закончите портрет, если уж такой мастер?

– Если, милорд, у вас есть возможность сейчас посидеть десять минут, я буду счастлив. Никакое воображение не сравнится с истинным совершенством ваших черт!

– Быстрее тогда, а потом крикните моих слуг.

Подправляя рисунок, Рубенс размышлял, говорил ли то, что надо… или, наоборот, сболтнул лишнее. Герцог молчал, взгляд его погас, углы губ опустились. Он протянул руку к столу и отщипнул виноградину, затем положил в рот и скривился, будто съел что-то неприятное. Рубенс не смел нарушить молчание. Посидев минут пять, герцог вскочил и пошел к двери, не произнеся ни слова. Рубенс вспомнил, что надо позвать слуг, и побежал следом, крича: «Милорд, заберите своих собачек, пожалуйста!»