Зеркало Рубенса

Несправедливый рок слишком завидует моему благополучию и по своему обыкновению не перестает подмешивать горечь к моим радостям. Картины, тщательно уложенные и запакованные мной самим в присутствии Его Светлости, в Аликанте в присутствии таможенников и представителя Его Светлости господина Аннибале Иберти были найдены в таком испорченном виде, что я почти отчаиваюсь их поправить. Повреждения касаются не поверхности живописи – это не плесень или пятна, которые можно снять, но самих холстов. Они были покрыты листами жести, завернуты в двойную провощенную ткань и уложены в деревянные сундуки, но, несмотря на это, холсты испорчены и разрушены морской водой. Краски помутнели, вздулись и отстали от холстов, так как долго впитывали воду; во многих местах остается только снять их ножом и положить на холст новые. Таков причиненный вред (я желал бы, чтобы этого не случилось). Я нисколько не преувеличиваю, дабы затем хвалиться, что я все исправил, но я не премину этим заняться, раз Его Светлости было угодно сделать меня сторожем и перевозчиком чужих картин, которых я даже не коснулся кистью…

Постепенно и все более явно обстоятельства, время, а главное – его собственные, скрытые до сих пор силы стали подчиняться Рубенсу.

Король Испании и двор, в том числе министр Лерма, все лето собирались провести далеко от Мадрида, в Вальядолиде. У Рубенса появилось время, чтобы написать новые картины и представить их испанцам при встрече. Он не преминул сказать десятки раз – и повторить в десятках писем! – что это он сам, один, без помощи испанских живописцев («манера письма у этих людей совершенно отлична от моей, сохрани меня, Господи, походить на них в чем бы то ни было») восстановил все картины, практически создал новые. Это было правдой: любая работа ему вдруг стала удаваться. В Мантуе он был лишь старательным, робким копиистом. Таким его воспринимали и учителя в Антверпене, не видевшие большого дарования в Рубенсе. Теперь все поменялось! Когда он держал в руках этот небольшой предмет, древнее бронзовое зеркало, то чувствовал, что силы его возросли в сотни раз, а мастерство выросло, словно по волшебству.

Случилось еще одно испытание: сначала представитель герцога Гонзага в Испании встретил Рубенса холодно, заявил, что не получал никаких распоряжений относительно приезда подводы с подарками от своего повелителя, герцога Мантуи. Рубенс был поражен таким поворотом дела, он понял: никто ни о чем не знает и не желает знать; и это тоже был знак, возможность проявить себя.

И он не преминул ею воспользоваться.

…Еще должен сообщить, что небольшой сундук с тканями и не слишком крупными предметами (я не знаю, что там было) несчастным образом выпал за борт во время шторма, раскрылся, некоторые вещи из него пропали. Матрос бросился спасать сундук, но нам вместе удалось спасти только ткань. Другие предметы, если они были там, по всей видимости, затонули.

Зеркало – дар небес, его добыча!

Да, он решился на обман, воспользовавшись неразберихой. Но со временем Рубенсу стало казаться, будто зеркало само все устроило так, чтобы остаться у него. И ни в Испании, ни потом, в Мантуе, никто не поинтересовался сим загадочным предметом…

В Мадриде до приезда короля со свитой Рубенс переписал все картины.