Зеркало Рубенса

Рубенс с трудом изобразил глубокий поклон, онемевшая нога не слушалась. Вслед за королем в зал вошла группа придворных, среди них – худой старик, лицо которого показалось Рубенсу знакомым.

Подарки короля! Может быть, это будут прощальные подарки?! И его наконец отпустят в Антверпен?!

Король сел в кресло, улыбаясь, хлопнул в ладоши:

– Итак, подарок первый, мэтр.

Вперед вышел тот самый худой старик, расправил свиток и начал читать, тихо и невнятно, вдруг прервался и поклонился, сняв шляпу:

– Феликс Лопе де Вега и Карпио.

Старик продолжил чтение.

Придворные слушали, восторженно переглядываясь. Рубенс думал только о том, чтобы устоять на больных ногах. Стихи были написаны на таком высокопарном испанском, что он уразумел их лишь наполовину.

– Прекрасная Природа – орудье власти Божьей, – тянул поэт торжественно. – Спала, если это вообще возможно, под сенью собственной фантазии. Она устала живописать благородную картину на траве, хранящей следы кисти…

Лопе де Вега читал монотонно, король внимательно слушал, прикрыв глаза, словно внимал прекрасной музыке. Рубенсу стихи показались полной галиматьей. Он грезил о том, как объявит королю, что тяжко заболел от напряженной работы и вынужден провести несколько спокойных дней в постели, а затем – ехать на родину лечиться, в родном климате ему станет намного лучше. Еще надо объявить королю, что у него через два месяца – нет, уже через месяц! – должна быть помолвка, и вскоре за нею – и свадьба…

Лопе де Вега продолжал с дребезжащим подвыванием:

Тогда новый Тициан
(Если не еще лучшая кисть и более искусная рука,
Поскольку он живет, и мы его видим;
Ведь гении, достигшие вершин в своей науке,
Не обладают вечной славой
И победной ветвью лавра без того,
Чтобы зависть не взрастила
Вред, превозмогающий самую их жизнь),
Тогда Рубенс, при молчании живописцев,
Увенчанный цветами,
Создал, пока Природа отдыхала
(Хотя вечный Творец ее постоянно бдит), —
Рубенс похитил ее кисти. Правда,
Если бы он попросил, она сама отдала бы их,
Чтобы умножить его творческие силы.
Тем временем…

Рубенс старался улыбаться, превозмогая боль, надеясь, что восхваление его имени – это заключительная часть поэмы. Однако пытка длилась еще около получаса.

Наконец, когда Лопе де Вега восторженно провозгласил короля Филиппа новым Александром, а художника Рубенса – Апеллесом, все закончилось. Придворные восхищенно рукоплескали. Король был доволен. Лопе де Вега поцеловал руку монарху, затем поклонился художнику. Король шепнул что-то своему секретарю, и все тихо удалились.

– Мой второй подарок, мэтр, – сказал король, – это важные вести из Лондона и Парижа. Вчера был убит герцог Бэкингем, упокой Господи его душу, – перекрестился его христианнейшее величество.

Париж, Пале-Рояль, 1628 год

Отец Жозеф вошел к кардиналу без доклада.

– Ваше преосвященство, два дня назад убит герцог Бэкингем, – доложил агент.

Услышав это, Ришелье мгновенно упал перед распятием с глухим звуком. Отцу Жозефу показалось, будто кардинал лишился чувств, но тот истово молился, распластавшись на полу:

– Боже, благодарю тебя, Господи! Щедрость Твоя безгранична, Ты сделал это без моего участия!

Самообладание и деловитость вернулись к кардиналу быстро:

– Подробности, подробности, отец Жозеф! Дайте я прочту донесения. Нет, лучше расскажите вы, чтобы я привык к тому, что это правда.

– Ваше преосвященство, я получил два письменных сообщения одновременно. Суть их одинакова: герцог находился в Дерпте. После обеда в сопровождении свиты он отправился на берег, чтобы отдать распоряжения относительно экипировки кораблей. Внезапно к нему приблизился некий лейтенант Фелтон и… здесь пишут по-разному… В одном случае говорится, что лейтенант произвел выстрел в упор из мушкета, в другом – что тот же Фелтон ударил герцога два раза ножом в живот. Последними словами Бэкингема были: «Ах, собака, ты убил меня!»

– Прискорбно! Да… Позовите секретарей, я хочу продиктовать фразу, которая пришла… которую я сказал, узнав о несчастье, постигшем английский двор. Чтобы потом никто не переврал и ее величеству передали именно так, как это было сказано.

Несколько минут спустя секретари, скрипя перьями, записали: «Его преосвященство кардинал Ришелье, узнав о гибели герцога Бэкингема, заметил: «Этот достойный слез инцидент со всей очевидностью показывает всю суетность величия».

Мадрид, дворец Реал Алькасар, февраль 1629 года

Осталось отлежаться после сильнейшего приступа подагры, и можно было отправляться домой.