Баки сильно изменился с тех пор, как Стив видел его вот так же, без одежды. Раньше, особенно после плена в сорок третьем, Баки был скорее, жилист, чем мускулист, и скорее гибок, чем мощен. Теперь же он весь был перевит тугими жгутами мышц. Странно, но на его теле почти не было шрамов, исключением было лишь левое плечо. Видимо, сыворотка, носителем которой он был, работала ничуть не хуже той, что плескалась в венах Стива. Оставалось надеяться, что она справится и с повреждениями мозга, пострадавшего от очередного обнуления всего пару дней назад.
Баки сидел неподвижно в горячей воде, и Стив, подавив желание вымыть его собственноручно (хоть волосы, Господи, хотя бы их), присел на скамеечку и заговорил:
- Когда-то, много лет назад, у меня был друг. Мы были вместе, сколько я себя помню. Вместе росли, встревали в неприятности, дрались… вернее, встревал я, а дрался за меня, все же, чаще он.
Баки никак не показал, что слушает, все так же неподвижно сидел и смотрел куда-то внутрь себя.
- Я был слабым, болезненным, как тогда говорили – одной ногой на кладбище. Болел каждую зиму, и каждый раз думал, что в этот-то раз точно не выкарабкаюсь. Но мой друг был рядом. Я знал это: что бы ни случилось, у меня есть он. Когда умерла моя мама, у меня не осталось никого, кроме него. Я даже не знаю, нужен ли мне был еще хоть кто-то. Когда началась вторая мировая война, - Стив сделал паузу, заметив, что Баки едва заметно склонил голову к плечу – слушал. – Когда началась война, мой друг ушел на фронт. Просто явился однажды в форме и сказал, что не может быть в стороне. Меня же не брали по состоянию здоровья. Сказали – астма, сколиоз и перенесенный в детстве рахит, - Баки впервые с едва заметным интересом осмотрел его с головы до ног и снова вернулся к созерцанию чего-то видимого ему одному, - делают мои попытки уйти добровольцем бессмысленными. Но однажды мне повезло. Меня выбрали для экспериментального проекта. После некоторых манипуляций… я стал таким. За полчаса. Почти мгновенно.
Баки вдруг повернул голову и посмотрел на него настолько пристально, что Стива продрало от затылка до копчика.
- Эксперимент, - раздельно выговорил Баки, прищурившись, и кивнул каким-то своим мыслям.
- Да. Удачный, на мое счастье. Высокий метаболизм, повышенная живучесть, сил на пятерых. Меня сложно убить, и я начинаю сомневаться, что смогу когда-нибудь умереть от старости.
Баки едва слышно хмыкнул, и если бы не суперслух, Стив бы этого не заметил.
- К сожалению или к счастью, доктора, разработчика методики, по которой усовершенствовали меня, убили. А потому Америка не получила армию суперсолдат. У Америки остался только я. И из меня сделали символ нации. Вместо того, чтобы приносить пользу, я неделями красовался перед фотографами и… в общем, линию фронта я видел только с одной стороны и с безопасного расстояния. Но потом я узнал, что мой друг попал в плен к фашистам. Нарушив устав, субординацию и наверняка несколько десятков законов, в том числе и международных, я спас его. Впервые в жизни смог защитить, а не спрятаться за его спину.
Баки все так же неподвижно сидел в остывающей воде и молчал. Стив, решившись, взял бутылку шампуня и встал у него за спиной. Аккуратно смочив волосы, он принялся намыливать их, массируя кожу головы.
- Мой друг сильно изменился после плена. Стал задумчив, скрытен. Раньше он был очень веселым, душой компании, любимчиком дамочек. Всегда знал, что нужно сказать, и когда. А когда лучше промолчать. Я этого не умел никогда, да и до сих пор не научился. Я все пытался поговорить с ним, но он уходил от прямого ответа, отшучиваясь будто по инерции, а в глазах его… я даже не знаю, что было в них. Я надеялся, что после войны у нас будет много времени для того, чтобы со всем разобраться. Вместе нам всегда удавалось выбраться из любого переплета. Но мой друг не дожил до конца войны всего ничего. Во второй раз я не спас его. Не смог ни дотянуться до его протянутой за помощью руки, ни погибнуть вместе с ним, ни отомстить как следует. Он погиб по моей вине. Каждую ночь я слышу крик, с которым он срывается в пропасть, не дождавшись помощи.
Стив смыл с волос Баки пену и обернул вокруг его головы полотенце.
- Наверняка ты думаешь сейчас, зачем я все это рассказываю тебе?
- Не положено.
- Наверное. Но ты же не можешь не думать, верно? Это происходит само собой. Так устроены люди.
- Я не человек.
- Хорошо, - легко согласился Стив. – Так вот, весной сорок пятого меня тоже не стало. Я совершил, как говорит другой мой друг, красивое самоубийство. Но умереть не смог – улучшенная порода, помнишь? Меня нашли спустя много лет, я провалялся в коме и очнулся только пять лет назад. Семьдесят лет заморозки, две трети столетия прошли мимо, а для меня Баки не стало как будто вчера.
Баки дернулся, когда Стив упомянул имя своего друга, и повернул к нему голову.
- Баки, - повторил он.
- Да, - подтвердил он. – Стив Роджерс и Баки Барнс. Мы – герои второй мировой. Потом и комиксов насочиняли, музей, вот построили.
- Ты назвал меня Баки. Почему?