Зет

В один прекрасный день перед ним предстал искуситель в образе префекта нейтропольской полиции, который спускался по лесенке в его мастерскую. Никитас встревожился. Сросшиеся брови Префекта пробудили в нем воспоминания обо всех прежних несчастьях. Он припомнил вдруг Генерала, Янгоса, больницу, страх, что его убьют. Но, приглядевшись получше к высокому гостю, Никитас понял, что тот очень изменился, стал похож на попа-расстригу: лицо, которое под камилавкой казалось бледным и отрешенным от мирской суеты, теперь смахивало на физиономию простого торговца; сбросив расшитую рясу, этот человек лишился былого величия. Значит, военные фуражки и короны совершенно преображают людей или это действие времени? Ведь прошел целый год, и почему, подобно всем смертным, Префект не мог измениться?

— Как поживаешь, Никитас? — спросил он. — Как дела? Ты, оказывается, тоже в Афинах. Все мы стали беженцами. — Никитас пододвинул ему стул. — Ты удивляешься, как я сумел тебя разыскать? Я знаю Георгоса, твоего хозяина. Позавчера случайно встретил его на улице, и он сообщил мне, что ты у него работаешь. «Да, Никитас хороший парень, — сказал я ему. — Зайду его повидать». Вот я и пришел. А теперь, кто старое помянет, тому глаз вон... Ну как, успел ты жениться?

— Нет еще.

— Я тоже. Женитьба, конечно, дело хорошее, но когда мужчина в летах, как я, например, то уже не стоит связываться. Смолоду женись или... Я, видишь ли, столько работал, что недосуг мне было о себе подумать. Все силы отдал служению родине. И что, в конце концов, из этого вышло?

— Вы не виноваты, господин Префект.

— Называй меня лучше Бровач. Я уже не префект полиции. Меня загнали в Холаргос заведывать военным складом; надо же чем-нибудь заниматься. Дело Зет стоило мне карьеры и даже больше того: я стал посмешищем в обществе, хотя ни в чем не провинился. Да, я стал жертвой.

— Все так про вас говорят, — заметил Никитас.

— И ты стал жертвой, — продолжал бывший префект. — Зачем ты связался со сволочами? Сам знаешь, кого я имею в виду. Террористов и коммунистов. Ты был человеком работящим, не интересовался политикой, пока тебя не впутали...

— Я уже выпутался, — возразил Никитас, которого совсем не обрадовало посещение Бровача. — Когда состоится суд, я выступлю на суде и — кончено дело.

— Можешь ты пожаловаться на меня лично? Причинил я тебе какие-нибудь неприятности до или после того происшествия?

— Я вас знать не знал и видеть не видел.

— В газете я прочел, что тебе посулили золотые горы. Обещали дать хорошую работу, деньги. Где все это? Георгос сказал, что ты едва сводишь концы с концами.

— Им наплевать на меня.

— Согласен с тобой... Так что же в результате ты выиграл?

— Я потерял десять лет жизни.

— Вот видишь. Коммунисты выиграли, потому что приобрели героя, партия Союз центра достигла власти, правая партия отошла от дел и наверняка отошла бы и без того происшествия, потому что восемь лет у кормила правления — срок немалый. В конце концов, никто не пострадал, кроме тебя, меня и еще кое-кого.

— Да, это так.

— Скажи, видишься ты хоть изредка с Тигром?

— Нет.

— Если ты случайно встретишь его, зайди вместе с ним ко мне на службу, выпьем кофейку. Хочу сделать вам одно интересное предложение. Вот тебе мой телефон. — Бровач достал из кармана листок бумаги и записал номер. — Перед тем как прийти, позвони мне. Для нас есть возможность раз и навсегда разделаться с этой историей, к тому же без особого труда. Вы возместите свои убытки, а я, горемыка, добьюсь справедливости.

— Какая возможность?

— Скажу в другой раз. Теперь я знаю, где ты работаешь, и приду тебя навестить.

И бывший префект ушел, оставив загадку неразгаданной. Действительно, он сдержал слово и как-то раз вечером, когда мастерская уже закрывалась, зашел за Никитасом и угостил его в Панкрати мороженым. О той «возможности» Бровач даже не вспомнил. Они поговорили только о ПАОК, у которой были шансы на получение кубка. Оказалось, что бывший префект был тоже болельщиком ПАОК, и даже с давних пор. Он снова оставил Никитасу номер своего телефона, на случай если старая бумажка потерялась.

И вот, чертово совпадение, не прошло и недели, как Никитас увидел на улице возле продавца каштанов Хадзиса, лысина которого блестела при бледном свете ацетиленовой лампы. Он подошел к Тигру сзади и положил руку ему на плечо. Тот подскочил, как настоящий тигр. После посещения премьер-министра они ни разу не виделись.

Они зашли в ближайшую закусочную и заказали апельсиновый напиток — Хадзис газированный, Никитас простой. Там было тесно, всего два столика, но гул огромного холодильника вполне мог заглушить их разговор.

— Я искал тебя, — сказал Никитас, — но не знал, где найти. Два раза приходил я на площадь Тахидромиу, но тебя там не было. Дело вот в чем. Ко мне дважды наведывался бывший префект. Он оставил мне свой номер телефона. — Никитас достал из бумажника листок с номером.

— Что ему от нас надо? — спросил Хадзис.

— Он хочет нас видеть, поговорить об одном дельце. Разве поймешь, что у него на уме? Мне кажется, он темнит.