Зет

— А вдруг где-нибудь возле его дверей нас подловит фоторепортер, а потом нам пришьют, что мы с ним встречались тайком?

— Не знаю, Хадзис. Но сдается мне, он сильно помягчел.

— Дрожит он, вот отчего и помягчел.

— Что мы потеряем, если увидимся с ним?

— Правильно, мы ничего не потеряем, — согласился Хадзис.

— Я позвоню ему, скажу, что мы зайдем завтра.

— Разок можно к нему сходить... Ох!

— Что с тобой?

— Живот распирает! От газировки, — объяснил Хадзис.

На следующий день вечером, стараясь никому не попадаться на глаза, они проскользнули в ворота военного склада. Им не пришлось объяснять, кто им нужен, потому что часовой был заранее предупрежден. Он повел их не по главному коридору, куда выходили двери многих комнат, а по тихому боковому; они спустились по лесенке и оказались перед кабинетом бывшего префекта полиции.

Бровач встретил их с распростертыми объятиями. В особенности обрадовался он Хадзису. В углу стоял еще какой-то мужчина, и Бровач отрекомендовал его как «человека, которому можно полностью доверять».

— Вот и собрались мы все вместе, трое беженцев, несправедливо пострадавших из-за дела Зет. Нам надо организовать партию, — пошутил Бровач.

— Рабочие и служащие всех стран, соединяйтесь! Так мы будем теперь говорить, — рассмеявшись, сказал Хадзис.

— Да, да, — с глупой улыбкой подхватил Бровач. — В единении сила... Может быть, хотите закурить? — Никитас не курил. Хадзис взял сигарету. Бровач поднес ему зажженную спичку. — Как дела?

— Как сажа бела, — ответил Хадзис. — Одно горе горькое.

— Нравятся тебе Афины? Привык здесь?

— Тут хорошо. Всюду хорошо. Были бы деньги. А нет их, так всюду худо.

— Да, конечно, — подтвердил Бровач. — С Никитасом мы уже беседовали. Теперь я хочу послушать твои новости.

— У меня нет ничего нового, — сказал Хадзис. — Все старое. Жду суда, чтобы выступить на нем и успокоиться. Но поскольку я боюсь не дожить до тех пор, то записал на магнитофон все, что собираюсь рассказать, и поэтому, даже если меня укокошат, этим ничего не добьются. Вот мое завещание.

Бывший префект нахмурился.

— Значит, вот что ты придумал! А какой тебе от этого прок?

— Не от всего бывает прок, господин Префект.

— Я не хочу, чтобы вы меня называли префектом. Я не префект. Теперь уже я никто. Мне дали здесь местечко кладовщика. Ну так вот, послушайте меня. Я пригласил вас обоих, чтобы сказать вам... То есть спросить вас... Сколько вам нужно денег, чтоб вы заткнулись раз и навсегда? Сколько нужно денег, чтобы вы изменили свои показания? Ведь вы два главных свидетеля обвинения. Если вы возьмете обратно свои показания, я заживу хорошо, а вы еще лучше.

— Вы совершаете сейчас тяжкое преступление, — заявил Хадзис. — Благодаря вам все мы угодим в кутузку и просидим там еще дольше, чем Янгос и Вангос.

— Знаю, — произнес Бровач с наигранно драматическими нотками в голосе. — Но положение у меня лично безвыходное. Я скоро сойду с ума. На этот отчаянный шаг я решился, так как мне известно, что вы погибаете от нужды. Вас обошли, и другие пожинают плоды ваших трудов.

— Да, вы правы, — сказал Хадзис, и посмотрел в огромные, как на византийских иконах, глаза Никитаса, потупившего тут же взгляд.

— Отдай мне магнитофонную пленку, дорогой Тигр, и возьми взамен все, что пожелаешь. Ты станешь богатым, а я восстановлю свою репутацию в обществе. Я ни в чем не виноват, клянусь богородицей, я ни в чем не виноват. И когда состоится суд, это будет доказано. Я ничего не боюсь. Но тут затронута моя честь, вы же понимаете. Тридцать шесть лет службы не зачеркнешь одним росчерком пера.

— Сколько дадите? — спросил Хадзис.

— Два миллиона драхм. Поделите между собой. На долю каждого придется по миллиону.

Никитас подпрыгнул на месте.

— Ваш письменный стол надо отполировать, — пробормотал он. — Переправьте его ко мне в мастерскую, я сделаю это для вас.

— Надо подумать, — протянул Хадзис. — Сейчас мы вам ничего не можем сказать. Так ведь, Никитас?

Никитас утвердительно кивнул. Потом, точно сговорившись, они одновременно бросили взгляд на незнакомого мужчину, с ничего не выражающим лицом стоявшего неподвижно в углу.

Бровача прошиб пот, он отдувался, сидя на стуле.

— Вы сразу разбогатеете, — продолжал он. — Уедете за границу. Кто вас там знает, кто вас там видел? И заживете на славу.

— Прежде чем отправиться за границу, мы отправимся в тюрьму за клятвопреступление, — заметил Хадзис. — Следователю мы говорили одно, а теперь будем говорить другое?

— Вы заявите, что вас заставили дать Следователю ложные показания, что вы жертвы принуждения. В конце концов, ведь в этом есть доля правды, — прибавил он. — Не так ли?

— Через два дня мы дадим вам окончательный ответ, — сказал Хадзис.

— В эти два дня придется установить за вами наблюдение, — пригрозил Бровач. — Этот господин, — он указал на молчаливого субъекта, — будет за вами следить. Смотрите, не подложите мне свинью. — Он достал из ящика письменного стола пистолет. — Никогда в жизни я им не пользовался. Ни в кого не стрелял. Это будет первый и последний раз. Одна пуля в предателя, другая — себе в висок.