Зет

Мацас прекрасно знал, что это не могло быть случайным. Как только в газетах появилось сообщение о митинге, за ним и другими адвокатами, членами комитета защиты мира, установили слежку. К нему приставили двух сыщиков. Куда бы он ни шел, те следовали за ним. Ни один его шаг не мог быть незамеченным. Он чувствовал, что лишился свободы. Словно он был торговцем наркотиками, которого сыщики хотели поймать с поличным. Как-то раз он набросился на одного из них, коротышку в клетчатом пиджаке. «Я нахожусь на службе» — вот что услышал он в ответ. Тогда он пошел к своему приятелю, Генеральному секретарю министерства Северной Греции. Тот притворился удивленным. «Если не веришь мне, иди посмотри на них сам». И Мацас потащил его к окну, чтобы показать на улице у дверей министерства своих телохранителей. На двое суток лишившись своей тени, он решил, что жалоба его возымела действие, но позже узнал, что всех сыщиков в эти дни мобилизовали для охраны высокого гостя, генерала де Голля. Потом на углу возле его дома появилась шестиместная черная машина. Она не уезжала оттуда до поздней ночи, пока не гасли последние огни в доме. Он наблюдал за ней из своей комнаты через щелку в ставне. Тогда он вместе с председателем коллегии адвокатов пошел к Префекту. «Очень сожалею, господин Мацас, но мы имеем приказ министерства внутренних дел. Мы должны держать под наблюдением членов комитета защиты мира. Несмотря на все уважение, которое я питаю к вам лично, я ничего не могу поделать».

Это одно из обстоятельств, убеждавшее его, что во всем происходившем сегодня не было ничего случайного. Второе — это поистине странное поведение хозяина «Катакомбы» Зубоса. Хотя с ним договорились о предоставлении помещения сторонникам мира и внесли аванс в размере трех тысяч драхм, вчера в полдень совершенно неожиданно он заявил Мацасу, что ему нужно разрешение полиции и только тогда он предоставит зал. Тщетно Мацас убеждал его, что такое разрешение требуется лишь в том случае, если митинг проходит на улице, а не в закрытом помещении, таком, как зал в его «Катакомбе».

— Не хочу иметь неприятностей. Или принесите мне разрешение, или я не пущу вас в свой клуб.

— Господин Зубос, вы мелете чепуху.

— Я знаю, что говорю.

— Возможно, вы имеете в виду обстоятельства, о которых умалчиваете.

— Я ничего не имею в виду и ни о чем не умалчиваю. Вы, адвокаты, из всего делаете выводы, какие вам удобно.

— Если бы вы предупредили меня за несколько дней, у нас было бы достаточно времени, чтобы подыскать другое помещение и через газеты оповестить об этом народ. Вы понимаете, в какое затруднительное положение вы нас ставите? Люди соберутся сюда со всех концов города и что увидят? Объявление о том, что они должны явиться в другое место. И куда, господин Зубос? Без пяти двенадцать вы говорите, что... Где мы найдем другой зал?

— Это ваше дело. Я возвращаю вам аванс и даю расписку, что готов понести убытки, как сторона, нарушившая условия договора... А теперь идите подобру-поздорову!

— Но так не поступают солидные люди!

— Эх, что вы хотите, господин Мацас! Я то же должен зарабатывать себе на жизнь.

— А кто это отрицает?

— Тогда оставьте меня в покое.

— Значит, на вас оказали давление?

— Кто оказал на меня давление?

— Вы сами знаете кто.

— Я не знаю.

— Почему вы вдруг стали запинаться?

— Мне кажется, господин Мацас, что мы с вами как- то нехорошо разговариваем. Совсем нехорошо. До свидания. — И Зубос встал, собираясь уйти.

— Одну минутку, одну минутку! — закричал ему вслед адвокат.

Но хозяин «Катакомбы» уже исчез. Это навело Мацаса на размышления: за ним самим установлена слежка, а тут еще Зубос отказывается сдать зал. Не подслушал ли кто-нибудь их разговор? Он обернулся и увидел мужчину, который поспешно закрылся от него газетой. Был ли он специально приставлен к нему или это его собственная подозрительность? И вдруг у Мацаса мелькнула новая мысль. Прежде чем оповещать всех о неудаче, он решил обратиться к Продромидису, владельцу театра «Ротонда», который однажды охотно предоставил свой театр для подобного митинга. Мацас позвонил ему по телефону, но тот стал бормотать что-то несвязное.

— Только что, господин Мацас, меня посетили...

— Кто?

— Чиновники из Управления общественных зрелищ и запретили мне сдавать зал, пока он не будет соответствующим образом оборудован.

— А что с залом?

— Стулья не в порядке.

— Наш митинг состоится лишь завтра.

— Сейчас у меня мало обслуживающего персонала, потому что еще не начался летний сезон, и не так-то легко, как вы думаете, привести в порядок стулья. Очень сожалею, искренне сожалею.

— Понятно.

— В прошлый раз, вы помните, с каким удовольствием я предоставил вам театр, ведь и я тоже сторонник мира. Однако теперь...