Зет

— Прекрасно, — согласился начальник. — Вы были у Однорукого и пили рецину.

— Нет, узо. Там не бывает хорошей рецины. У Однорукого она всегда мутная и чем-то воняет.

— Значит, узо. Вы пили до без четверти десять, а потом в подпитии поехали домой. Ты, Янгос, сидел за рулем, а ты, Вангос, сзади, в кузове. Регулировщик уличного движения не пропустил вас по улице Венизелоса, потому что там шел митинг. И поэтому вы через рынок, где не было ни души, выехали на улицу Спандониса и, считая, что впереди тоже никого нет, неслись, слышишь, Янгос, неслись очертя голову, потому что ты, Янгос, когда выпьешь, любишь гнать вовсю. Вдруг раздался какой-то треск, но тормозить было уже поздно. Ты не успел заметить, сбил кого-нибудь или нет. Ведь ты был пьян в дым и даже не помнишь, как очутился на улице Карла Дила, где машину остановили прохожие. Точно сквозь туман, ты увидел, что к тебе подходит регулировщик; удирать от него ты и не думал, а сам сдался ему. Он вызвал патруль, и тебя доставили в участок.

— А я? — спросил Вангос.

— В этой неразберихе ты чуть раньше выпрыгнул из кузова, потому что испугался, как бы тебя не прикончил псих, который непонятно как — да ведь и ты был мертвецки пьян, — оказался вместе с тобой в кузове... Тогда вас смогут обвинить только в том, что вы нарушили правила уличного движения — на улице Венизелоса, по которой вы ехали, обратное одностороннее движение — и что Янгос пьяный сидел за рулем.

— А у меня отберут разрешение на грузовичок? — спросил Янгос.

— Не бойся. Завтра ты получишь свою машину и все прочее, — добавил многозначительно начальник. — Сегодня ты переночуешь здесь, участок — твой настоящий дом, а завтра вернешься к жене. Ты же, — обратился он к Вангосу, — поскорей уноси отсюда ноги. По официальным сведениям ты еще не арестован. Поэтому ты будешь скрываться как можно дольше.

— Одно только меня беспокоит, господин начальник, — сказал Вангос. — Этот черт, что прыгнул в кузов, непременно нас выдаст. Надо его прикончить.

— Это не твое и не мое дело, — отрезал начальник. — Мне поручено позаботиться только о тебе и Янгосе. Теперь иди, и никто не должен знать, что ты был сегодня вечером здесь.

— А та троица, что сидит в вестибюле?

— Им ничего не известно.

— О, меня осенило! — воскликнул Вангос, вытаскивая из кармана оправу для очков. Он нацепил ее на нос, втянул голову в плечи и совершенно преобразился. Похлопав ласково по плечу куманька, который, глядя на этот маскарад, покатывался со смеху, Вангос вышел из кабинета.

34

Немного погодя три адвоката увидели, как мужчина с усиками покинул кабинет заместителя начальника. Туда он вошел встревоженный и мрачный, а теперь казался веселым и беззаботным, как птица. Он подкрался сзади к одному из жандармов и зажал в ладонях его голову. Жандарм обернулся и, узнав своего приятеля, захохотал. Потом мужчина с усиками скрылся в глубине коридора и больше не показывался.

Вскоре в участок вернулся капитан жандармерии — он недолго отсутствовал, потому что возле канцелярии ЭДА не было никаких беспорядков, — и любезно предложил проводить адвокатов. Они вышли наконец на свежий воздух, что уже показалось им счастьем. Свод ночного величественного неба красиво закруглялся, как и свод турецких бань на другой стороне улицы.

Адвокаты разошлись по домам.

35

Этой ночью, коварной и нескончаемой, Хадзис искал для себя убежище. Как только он покинул Пункт первой помощи, то понял, что за ним установлена слежка. Он нисколько не сомневался, что от него как от единственного свидетеля этого мерзкого преступления постараются во что бы то ни стало избавиться. Но он был стреляный воробей. От пшиков он сбежал, перемахнув через забор. По безлюдным переулкам Хадзис пробрался к Старому вокзалу и залез в пустой вагон. Голова у него страшно болела от удара дубинкой. Он с удовольствием проглотил бы несколько таблеток аспирина, но сейчас, когда ближайший дом был от него не менее чем в двухстах метрах, об этом не приходилось и мечтать. Впрочем, он знал, что его ищут повсюду. Когда поезд тронулся, Хадзис крепко спал. Проснувшись, он долго не мог понять, где находится. Он сел на лавке. Боль усилилась, и он чувствовал себя совершенно разбитым, как после хорошей попойки. Поезд был теперь уже в получасе езды от Нейтрополя. Хадзис вышел в Плати на платформу и спросил начальника станции. В кармане у него не было ни гроша.

36

Вместо того чтобы идти домой, он снова направился в редакцию газеты. Знакомый журналист очень удивился, увидев Вангоса, пришибленного и жалкого, похожего на краба с вырванными клешнями.

— Что случилось? — спросил он.

— Зет подыхает.

— А зачем ты нацепил эти очки?

— Чтобы никто меня не узнал. Я пришел попросить вас не писать ничего обо мне. Я не хочу, чтобы меня впутывали в эту историю. Зет-то помирает.

— А какое отношение имеешь к этому ты?

— Я — никакого. Но если мое имя появится в «Македонской битве» и вы напишете, что я ударил Зет, когда он шел на митинг, начнутся допросы, будут из меня вытягивать всякие показания, а я этого не хочу.