Спектакль приближался к концу. Ромео, думая, что Джульетта лежит мертвая, принимает яд и, сделав два фуэтэ, покачнувшись, падает на сцене; благодаря высокому мастерству и изяществу русский танцор прекрасно передает трагедию самоубийства из-за несчастной любви. Он лежит, а его вытянутая рука некоторое время еще трепещет, как лебединая шея. Но вот Джульетта, прекрасная в своем воздушном одеянии, приподымается, пошатываясь, и видит мир, который считала потерянным для себя навсегда. Она встает на ноги и, веселая, делает два фуэтэ, воспевая свою радость, которой не суждено долго продлиться. Наконец Джульетта видит Ромео. Нервными подпрыгивающими шажками на пуантах приближается она к нему, склоняется, сгибается над ним и тотчас выпрямляется, как ветка, которую нагнули и потом внезапно отпустили. Обеими руками закрывает она лицо. И музыка глубокими, низкими, страдальческими звуками сопровождает ее душевный надрыв. Из партера видна только дирижерская палочка, которая кокетливо высовывается из оркестровой ямы, как перископ подводной лодки из воды. Ах, зачем было Джульетте просыпаться? Зачем она встала? Лучше бы ей пребывать в вечном сне без сновидений. Русская балерина, несмотря на свою строгую отточенную технику, сеет в публике дрожь подлинного волнения. И вот теперь она готовится покончить с жизнью. Она не видит ни проблеска света. Солнце померкло. Нет больше радости. Какой веселой, какой оживленной была она совсем недавно! Кто бы мог думать, что любовь Ромео и Джульетты так кончится? Она танцует вокруг своего мертвого возлюбленного, замыкая его в невидимое кольцо своей нежности, и прожектор старательно следует за ней, оставляя Ромео в тени. (Если бы у осветителя была возможность провести еще одну репетицию, то он лучше запомнил бы все на Джульетты и, наверно, без всякого напряжения держал бы ее в центре круга. Но балет приехал вчера и успел провести всего одну репетицию.) Теперь балерина летает, исполняя танец смерти. Музыка звучит глуше. Джульетта тоже выпивает яд и сама начинает грациозно клониться к полу, следуя неумолимому закону притяжения, с которым она как балерина должна всегда бороться. Но теперь она уже не балерина, которая гнется и падает, а Джульетта, которая встает на колени, потом прикасается к лицу Ромео — театр замер, не слышно ни звука, — одну руку, кажущуюся более длинной, чем другая, кладет ему на плечо, еще некоторое время, стоя на коленях, изгибается с удивительной грацией, пока ниточка наконец не обрывается и она не падает мертвая на грудь своего возлюбленного.
Последние аккорды сливаются с непрерывно нарастающими аплодисментами. Постепенно просыпаются огоньки под ромбическими абажурами. Медленно закрывается красный бархатный занавес. Огни разгораются, словно пробужденные продолжительной овацией. Занавес с трудом открывается, точно красные полные губы, склеенные избытком губной помады, и вот вся труппа Большого театра по русскому обычаю рукоплещет боготворящим ее зрителям. Знатные вельможи и плебеи в театральных костюмах раскланиваются перед публикой. На авансцену выходит сначала третья, потом вторая пара, и когда наконец там появляются Ромео и Джульетта, зрители, стоя, кричат: «Браво!» — и бросают им розы; Джульетта и Ромео, нагнувшись, подбирают их; два огромных букета летят с разных сторон на сцену. Артисты выходят раз семь. И потом занавес окончательно закрывается, а публика начинает расходиться.
Дамы в роскошных туалетах, украшенных драгоценными камнями и сшитых у лучших афинских портних по парижским моделям, умиленно вздыхают:
— Просто чудо!
— Мне больше понравился Он!
Мужчины в темных костюмах толпятся в фойе. На сегодняшней премьере все высшее общество Нейтрополя.
— Я что-то не вижу Дени!
— Она в антракте ушла домой. Знаешь, как трудно носить ребенка, у нее все время позывы к рвоте.
Мужчины приветствуют друг друга. Закуривают после столь долгого воздержания. Здесь Номарх, Мэр, Министр Северной Греции, Командующий войсками. Нет только Архиепископа и Генерала. Первого нет, куда ни шло! Но второй?! Ах, да, в театр удалось попасть и Генеральному секретарю министерства; интересно, где он раздобыл пригласительный билет? Тут артистические круги города. Пожилой художник, который ловко пишет портреты с господ табачных торговцев. Бывшая балерина, содержащая теперь балетную школу.
— Мне стыдно признаться, просто стыдно признаться, что когда-то и я танцевала.
Оптовые торговцы. Импортеры тракторов. Директор заводов Тома Папаса. Землевладельцы. Землеграбители. Люди, которые делят свою жизнь между этим городом и центральной Европой. Они получают в гардеробе свои пальто, оставляя номерки с небольшими чаевыми, и спускаются по мраморной лестнице, ведущей к ярко освещенному театральному подъезду. Некоторые не могут устоять перед искушением зайти в туалет.
— Где ты сшила платье?
— У Кьюки. А ты?
— Мое от Фалии, из Афин.
— Но оно превосходно!
— Благодарю тебя.
Многие оставляют на память программы. Мужчины поддерживают дам на крутых ступеньках.
— Второй акт мне не понравился.
— А мне понравился умирающий лебедь.