— Если бы я был прокурором, — сказал Антониу с улыбкой, — я мог бы это сделать. К сожалению, я всего-навсего журналист и могу лишь писать об известных мне фактах, да и то далеко не всегда. — И он окинул Димаса изучающим взглядом. — Но где же кофе? — вздохнул он и набрал номер телефона кофейни, что была в галерее. — Я же просил вас два кофе не очень сладких в восемнадцатую комнату. Сколько еще ждать? — Потом он обратился опять к своему посетителю, который, немного успокоившись, с любопытством оглядывал комнату, барабаня пальцами по столу: — Ну, расскажите, расскажите мне все, как будто я врач. Потом я дам вам лекарство. Но сначала я должен обстоятельно ознакомиться со всеми симптомами болезни. Что это за банда, о которой вы говорили, кто в нее входит, кто ею руководит?
— Я работаю в порту грузчиком, но часто сижу без дела. Чтобы получить постоянную работу, надо иметь сильную руку. В порту работают братья Бонацосы, Ксаналатос, Ятрас, Кирилов, Джимми Боксер и Гитлер. У Янгоса, Варонароса и Вангоса, членов той же шайки, другая работа.
— Мне это известно.
— Ну так вот, их собирает у себя в кабинете начальник участка асфалии и дает им разные поручения. Что это за поручения, вы знаете лучше меня.
Мальчик принес кофе, поставил чашки на письменный стол и, получив с Антониу деньги, ушел.
— Помню такой факт, — продолжал Димас. — В шестьдесят первом году они избили одну женщину, депутата партии Союз центра, которая приехала в Нейтрополь и собиралась выступить в Верхней Тумбе. Они такие подлецы, что способны избить даже женщину.
— А почему вы об этом молчали? Почему не сообщили в полицию, в редакцию газеты или еще куда-нибудь? — спросил журналист.
Грузчик внимательно посмотрел на него:
— Что я, спятил, господин Антониу? Разве я не знаю, что все это делается с благословения полиции? Разве я не видел, как этот молодчик Янгос разгуливает по улице под руку с сержантом жандармерии Димисом? Разве меня не вызывали в асфалию, чтобы и мне дать задание? И потом, разве я обеспечен постоянной работой? Куда мне воевать с ними! Я перебивался временной работой в порту, а это значит, что в любой день мог получить от ворот поворот. А у меня крошечная дочка и столько расходов! Как решиться босому пойти по колючкам? Но после убийства Зет терпение мое лопнуло. Я им как-то высказался. За это меня и наказали. Посадили в порту на половинный заработок. Не спрашивайте, как это получилось. Я и сам но понимаю... Только теперь, когда я нарвался на неприятность, у меня хватило смелости прийти к вам и выложить всю правду об этих подонках. Имейте в виду: они ничего не боятся. И не потому, что очень храбрые. Нет. А потому, что знают: полиция на их стороне. Ах, как я обрадовался, когда кое-кого из них упрятали за решетку! Другие из их шайки, услышав об этом, долго не верили. Говорили, что это сделано для отвода глаз и что Янгос, Вангос и Варонарос скоро будут опять на свободе. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Журналист утвердительно кивнул.
— Пейте кофе, а то остынет, — сказал он с добродушной улыбкой.
Димас залпом выпил всю чашку. Потом достал пачку сигарет и протянул журналисту.
— Спасибо, я не курю, — сказал Антониу.
— Ну так вот, в последний раз нас собирали из-за де Голля, — продолжал Димас. — Теперь, задним числом, до меня дошло, что то собрание было генеральной репетицией перед другими, последовавшими потом событиями. В отделение Главного управления безопасности в Верхней Тумбе явились все. Начальник участка асфалии разбил нас на группы по десять человек в каждой и назначил руководителей. Я попал под начало к Гитлеру. Потом нам выдали булавки с цветными головками — желтыми, красными и зелеными. Мы должны были приколоть их к лацкану пиджака так, чтобы торчала только головка, и по ней мы могли узнавать друг друга.
— Булавки? — переспросил журналист и, схватив записную книжку, стал лихорадочно записывать что-то. — Другими словами, дело о булавках?