Зет

Журналист еще раз заверил Димаса, что тому нечего бояться. И когда наконец показался город с огнями, отражающимися в заливе, он представился Димасу огромной пастью землечерпалки, вычерпывающей без конца грязь со дна моря, воды которого от этого не становятся глубже.

11

Следователь пригласил к себе тех, кого назвал ему Димас. И все они пришли, вереница жалких людей, которые, подобно мелкой рыбешке, вели растительный образ жизни на дне водоема, затянутого грязным илом, и — что самое ужасное — не пытались выбраться оттуда, потому что не видели перед собой никакого пути. Никто из них, судя по их показаниям, не присутствовал при беспорядках.

— Я, — сказал Бонацас, — в тот день был в бакалейной лавке Струмцаса, где работаю по вечерам, когда не занят в порту. Поскольку в среду вечером лавка не торгует, я остался там вместе с хозяином, чтобы навести порядок. Мы вытащили во двор бочки с маслинами и оливковым маслом, брикеты брынзы, мешки с фасолью, горохом, консервы, разные банки и принялись за уборку. Я вымыл пол и натер его до блеска. Потом приволок товары обратно. В лавке нет ни одного окошка, и еще целых два вечера до среды я бился над тем, чтобы проделать окно в задней стене. Покончив с уборкой, я принялся за окно. Проем стал таким большим, что в дом легко мог влезть вор и обчистить лавку. Поэтому на всякий случай я заделал проем железной решеткой. Потом я зарядил свежей приманкой мышеловки, разбросал по углам яд, чтобы вывести тараканов, выгнал во двор кошку и опустил решетку на дверь. Примерно в полдесятого я вернулся домой чуть живой от усталости и завалился спать. Если я очень устаю, то храплю, заливаюсь, и жена сказала мне на другое утро, что не могла глаз сомкнуть из-за моего храпа.

— А я, — сказал его брат, — как только кончил работу в порту, помылся под краном, устроенным специально для нас, потому что мы часто бываем перепачканы цементом. Часов в семь я сел в автобус, который идет с улицы Эгнатия, и поехал в Нижнюю Тумбу. Сел я не на улице Аристотеля, а на улице Венизелоса, так как, здорово умаявшись, боялся, что не найду ни одного свободного места. Целый день таскал мешки с цементом на корабль, отплывавший в Волос, где после землетрясения идет большое строительство. Добравшись до Нижней Тумбы, я пошел в кофейню к Китайцу. Мне захотелось послушать мои любимые песни, и я бросил в джук-бокс — есть там такая машина — двухдрахмовую монету, но машина проглотила ее и никаких песен не последовало; поэтому я потребовал от хозяина, чтобы он бросил вторую монету. Потом за компанию с ребятами я пропустил несколько стаканчиков и в половине десятого, едва держась на ногах, приплелся домой.

— Я, — сказал Ксаналатос, — не присутствовал при беспорядках. Из дому я ушел в пять и приблизительно до половины восьмого в кофейне «Мимоза» резался в карты с Василисом Николаидисом. Я без конца его обыгрывал, и у меня пропала охота продолжать игру. Тогда я вышел из кофейни и, перейдя на другую сторону улицы, увидел моего приятеля портного; у дверей своей мастерской он играл в тавли с зубным врачом. Этот зубной врач в прошлом месяце сделал мне пять пломб, и за две я ему остался должен. Подсев к ним, я до десяти вечера с интересом следил, как они сражаются. Оба они отличные игроки, и это захватывающее зрелище. Я даже побился об заклад с врачом на одну пломбу, что портной его обставит, и выиграл пари. Поэтому теперь я должен вдвое меньше. Часов в десять я отправился домой.

— Я тоже, — сказал Гитлер, — при беспорядках не присутствовал. Я прочищал у себя дома водопроводную трубу. Попозже, когда солнце стало уже садиться, я пошел на стадион, где тренировалась команда «Орел»; я у них постоянный казначей. В воскресенье должна была состояться встреча с «Прогрессом» из Каламарии, и я хотел посмотреть, в форме ли наши ребята. Чтобы не смущать их — они, надо сказать, меня здорово боятся, — я устроился подальше, на верхней трибуне. Там ко мне подсел Стратис Мецолис — он разводится с женой, а меня на суде выставляет свидетелем — и стал говорить о предстоящем процессе, об алиментах, о ребенке и прочем. Чтобы немного отвлечь этого чурбана — любит он эту суку, а она видеть его не желает, — я повел его к Китайцу. Мы сели за столик, заказали выпивку, и тут вваливается Варонарос со свежим инжиром из Миханионы. В кофейне оказалось еще два наших приятеля... В десять мы разошлись.