Зет

— Я, Эпаминондас Стергиу, рабочий-строитель, заявляю следующее: накануне беспорядков к нам в дом пришла Тула, портниха (брат у нее грузчик, как Янгос), и стала кричать — так как Корина, моя жена, туга на ухо, — что слышала от брата, будто в среду после полудня, когда магазины уже закрылись, он предложил Янгосу пойти вместе домой, а Янгос отказался, сославшись на то, что вечером его ждет одна работенка, и, распахнув на груди рубаху, показал ему полицейскую дубинку. По словам Тулы, он прибавил: «Наверно, я даже убью человека». Тогда я посоветовал портнихе, она наша соседка, уговорить брата пойти к Следователю и дать показания обо всем, что ему известно — ведь это поможет следствию, — но она мне ответила, что ни брат ее, ни она не желают нарываться на неприятности. «Впрочем, ты сам видишь, — прибавила она, — как пострадал столяр, осмелившийся дать показания. Бедняку до бога высоко, до царя далеко».

— Я, Тула, портниха, никогда не слыхала от своего брата, будто Янгос проговорился ему, что убьет человека. Эпаминондасу я рассказала только, что Янгос похвалялся перед моим братом своей дубинкой. Я не обзывала Янгоса ни пьяницей, ни бродягой. Мы с братом не хотим иметь неприятностей. Если Корина глухая, то Эпаминондас слышит гораздо больше, чем ему говорят. Вот и все, что я хотела здесь сказать.

— Я, Главнозавр, осуждаю всякое преступление, потому что преступление не является средством политического убеждения. В таверне покойного Гоноса я собирал членов своей организации и выступал перед ними с речами о благороднейших идеалах человека, о родине, религии и семье — одним словом, пытался их просветить... Да, я известный антикоммунист. Но лишь с моего согласия член нашей организации имеет право что-либо предпринять... Что же касается удостоверений, то в них нет ничего символического. И если одни буквы написаны черным, а другие красным, то лишь потому, что в моей пишущей машинке двухцветная лента и соответствующий переключатель плохо работает. Поэтому иногда случайно проскакивают красные буквы... Моя газета «Греческая экспансия» была ежемесячной, но последние два года выходила нерегулярно... Наша организация, как недавно основанная, архива не имеет... В тот вечер я был на месте беспорядков в качестве журналиста. Свои впечатления я описал в последнем номере «Греческой экспансии», который уже набран в типографии... Между прочим, я считаю, что для Греции прямой интерес поддерживать дружбу с Западной Германией. Я против англичан и за американцев, но при условии, чтобы последние были похожи на немцев или имели немецкую кровь. В Германии я не живу, потому что болею душой за свою родину. Но я собираюсь совершить большое путешествие по этой стране, чтобы повидать там греческих эмигрантов и вдохнуть в них идеи грекохристианской культуры... Итак, я требую, господин Следователь, чтобы вы положили конец моим гонениям — это уже не первый случай — и, вынеся справедливое решение, восстановили мою репутацию и репутацию моей многострадальной семьи.

— Я, вдова Гоноса, после смерти мужа — у него были торжественные похороны, собрались все: Главнозавр, Генерал, Мастодонтозавр — прибрала в таверне и бумаги, которые попались мне под руку, сожгла в печке. Был ли это архив Главнозавра, я не знаю, потому что читать не умею. Одно только помню, там были нарисованы какие-то черепа и кресты с загогулинами на концах.

— А я, Апостолос Никитарас, резник, зять покойного Гоноса, по совету моего тестя старался держаться подальше от Главнозавра, чтобы не терпеть убытки в своем деле. Ведь в Верхней Тумбе большинство людей сочувствуют левым. Я, Апостолос Никитарас, говорю правду.

12