Жаботинский и Бен-Гурион

Египетское правительство может провести такой бюджет, который поможет нашим противникам. То же самое может сделать и правительство Сирии. У нас нет правительств. Но в диаспоре у нас миллионы евреев, и я верю в евреев США не меньше, чем в нашу палестинскую молодежь; верю, что они поймут, в какой опасности мы находимся, и сделают то, что должно.

Знаю, что сделать это будет нелегко. Мне приходилось участвовать во всяких кампаниях по сбору средств, и я знаю, как непросто сразу собрать ту сумму, которую мы просим. Но я видела таких людей там, дома. Видела, как, когда мы призвали общину отдавать кровь для раненых, они пришли прямо со службы в больницы и стояли в длинных очередях, чтобы отдать свою кровь. В Палестине отдают и кровь, и деньги.

Мы не лучшей породы; мы не лучшие евреи из еврейского народа. Случилось так, что мы — там, а вы — здесь. «Уверена, что если бы вы были в Палестине, а мы в Соединенных Штатах, вы делали бы там то же самое, что делаем мы, и просили бы нас здесь сделать то, что придется сделать вам.

В заключение я хочу перефразировать одну из самых замечательных речей времен Второй мировой войны — речь Черчилля. Я не преувеличиваю, говоря, что палестинский ишув будет сражаться в Негеве, в Галилее, на подступах к Иерусалиму до самого конца.

Вы не можете решить, следует нам сражаться или нет. Решать будем мы. Еврейское население Палестины не выкинет белый флаг перед муфтием. Это решение уже принято. Никто не может его изменить. Вы можете решить только одно: кто победит в этой борьбе — мы или муфтий. Этот вопрос могут решить американские евреи. Но сделать это надо быстро — за дни, за часы.

И прошу вас — не запаздывайте. Чтобы не пришлось вам через три месяца горько сожалеть о том, чего вы не сделали сегодня. Время уже настало».

Они слушали, они плакали, они собрали столько денег, сколько еще не собирала ни одна община. Я провела в Штатах шесть недель — больше я не могла находиться вне дома — и повсюду евреи слушали, плакали и давали деньги, иногда даже делая для этого банковские займы. В марте я вернулась в Палестину, собрав 50 миллионов долларов, немедленно ассигнованные на тайные закупки в Европе оружия для Хаганы. И даже когда Бен-Гурион сказал мне: «Когда-нибудь, когда будет написана история, там будет рассказано о еврейской женщине, доставшей деньги, необходимые для создания государства», — я никогда не обманывалась. Я всегда знала, что эти доллары были отданы не мне, а Израилю»[54].

* * *

Эти трогательные строки о событиях шестидесятипятилетней давности я читаю и перечитываю со слезами на глазах, не потому что плаксив — это не так: я песчинка народа, который научился сдерживать эмоции, выдерживал и выдержит многие испытания. Это другие слезы, слезы памяти. Их проливает Израиль накануне Дня Независимости, в День памяти своих сыновей и дочерей, павших в войнах и терактах, когда приспускаются государственные флаги, звучит траурная сирена и страна замирает на две минуты; когда останавливаются люди и машины, и евреи опускают головы в знак скорби о погибших. У каждого своя память. Она есть и у меня. У меня тоже есть кого вспомнить, и пальцы в этот миг замирают на клавиатуре — на две минуты, чтобы я мог погрузиться в себя и побыть наедине с их душами… А затем, разжав зубы, я вспоминаю завет Жаботинского, вложенный в уста Самсона, героя романа «Самсон Назорей»: «Копите железо…и научитесь смеяться».

Жизнь не замирает, когда небо рассечено ударами молний. Продолжим идти вверх по ступенькам лестницы, не забывая об исчезнувших в двадцативековой пыли истории, захороненных на безымянных кладбищах, во рвах и оврагах, так никогда и не прикоснувшихся к стенам Иерусалима, но не забывших его прохлады. Половина моего лица перекошена от сердечной боли, когда думаю об их судьбах, о погибших в гетто и газовых камерах, расстрелянных в Бабьих Ярах, но вторая — никогда не разучится смеяться, потому как смех — это жизнь, и этот завет, как эстафетная палочка, передается каждому последующему поколению вместе с обязательным тостом-пожеланием каждого застолья: «Лехаим», «За жизнь».

На пороге первой арабо-еврейской войны

Результат ноябрьского голосования в ООН оказался неожиданным для арабов. Они не желали свыкнуться с мыслью, что на географической карте будет существовать независимое еврейское государство, и, отказываясь подчиниться решению о разделе, развязали на подмандатной территории боевые действия. Британская администрация им потворствовала. Намереваясь сорвать соглашение, она снабжала арабов оружием и саботировала решение о создании Специальной комиссии, призванной осуществить раздел.