Жак-француз. В память о ГУЛАГе

После месяца одиночества однажды ночью в камеру ворвались три уголовника, до смешного похожие на первобытных людей, которых Жак видел на таблицах по естествознанию в коллеже, в прошлой жизни. Три неандертальца согнали его с верхних нар на нижние и сожрали его запас сухарей. Жак бровью не повел. За годы в ГУЛАГе он понял справедливость старой русской поговорки: «С сильным не борись, с богатым не судись».

Ночью пришел конвоир и опять отвел Жака к следователю: «Я сидел лицом к комиссару, очень прямо, весь подобравшись, руки на коленях – всё как полагалось по правилам – на табурете в дальнем углу кабинета. Для начала следователь вежливо выразил сожаление, что я столько времени провел в одиночестве. К счастью, теперь у меня будет компания! Эти люди – известные людоеды, они спокойно лакомятся человечиной. После этого вступления начался допрос. Каким образом я передавал секретные сведения правительствам иностранных держав, кто были мои сообщники? Когда? Как? Почему? Это был очень тяжелый допрос… Пока я сидел у капитана, обыскали мою камеру, но не нашли единственное, что там было, – книгу Энгельса: людоеды спрятали ее под моими изношенными брюками. В камеру я вернулся полумертвый, я почти забыл о моих новых соседях. К моему удивлению, они приберегли для меня воду и немного сахара. А самый дюжий поведал мне, что им посулили пятьдесят граммов табаку за то, чтобы они отдубасили слишком строптивого арестанта. Такая самоотверженность с их стороны согрела мне сердце».

Вот так и ведется в мире, по крайней мере в мире ГУЛАГа. Только что Жака предали двое друзей, причем один из них – соотечественник. И тут же он узнает, что чужой человек терпел избиения, чтобы не дать на него показания, а три чудовищных уголовника-людоеда отказались его избить. Между тем Арсеньев приходил в ярость, а воображения и упорства ему было не занимать. Он как будто не замечал необычного даже для ГУЛАГа положения Жака. Следствие полагалось заканчивать за два-три месяца, не больше. Жаку должны были сообщить об окончании, после чего ему полагалось предстать перед так называемым судом или узнать, какое наказание присудило ОСО. А между тем шли месяцы и ничего не происходило. Он уже дошел до того, что иногда ему почти хотелось вернуться «домой», то есть в лагерь. Он словно уподобился уголовникам, для которых ГУЛАГ – дом родной, единственное место в жизни, где они чувствуют себя спокойно. «Я постепенно становился таким же, как они. Я понимал, что не выйду из ГУЛАГа никогда. Это мой мир, и так оно и будет до конца. Я хотел “домой”, в лагерь. Я хотел узнать, на каком я свете. И вот я решил объявить голодовку».

18. Бунтовщик: первая голодовка

Большевики не сразу признают голодовку «контрреволюционным выступлением против советской власти» и запрещают ее лишь в конце 20-х годов. Сталинские чистки 1936–1938 годов заполнили тюрьмы и лагеря толпами законопослушных советских граждан, которые и не помышляли о голодовках. В 70-е годы практика голодовок вернулась с возникновением диссидентского движения. Однако в течение многих лет голодовка практически не наказывалась.

Жак Росси

Французскому телевидению удалось собрать и представить публике тех немногих французов, которым удалось пережить ГУЛАГ; все они сопротивлялись по-своему. Бернар Жерм, солдат оккупационных войск, арестованный, когда шел на свидание к девушке, в знак протеста отказался работать в шахте и провел почти весь срок в карцере. Лилиан, французская военнослужащая, обеспечивавшая возвращение военнопленных на родину, была похищена в Германии, когда оказалась в расположении Красной армии; она решилась родить ребенка. А Жак стал объявлять голодовки – задолго до диссидентов. Первую голодовку он начал в норильской следственной тюрьме после краткого пребывания на воле.

Жак прекрасно знал правила относительно голодовок. Он узнал их от одного из товарищей по заключению, врача, работавшего раньше в тюремном надзоре. Каждое утро заключенному приносили хлебную пайку. Если он от нее отказывался три дня подряд, его начинали ежедневно в полдень водить в амбулаторию и насильно кормить через зонд. Жидкость вводили через воронку. Обычно она состояла из четверти литра молока с маслом и сахаром. Если молока не было, его заменяли водой, если не было масла, его отменяли и так далее.