Жак-француз. В память о ГУЛАГе

Один из его попутчиков, немецкий коммунист, пошутил: «Теорию марксизма-ленинизма мы уже изучали. Теперь переходим к практике». Жак не вполне оценил эту остроту. Но он был уже не тот, что в момент ареста. Он по-прежнему уверен, что его невиновность будет признана, но теперь он верит, что его товарищи по несчастью тоже невиновны: «Я по-прежнему думал, что этого не может быть, что это безумие прекратят и нас всех выпустят. Немецкий товарищ был пролетарием. У рабочих чувство реальности вообще развито больше, чем у опасных интеллектуалов. Я метнул на него неодобрительный взгляд. Я знал не хуже других, какая практика нам предстоит: валить лес, работать в шахтах, строить железные дороги в самых гиблых местах на земле. Для “исправления” заключенные занимались общественно-полезным трудом, на который никто бы не согласился добровольно. Я это знал… но как-то не относил к себе самому».

Наконец, спустя шестнадцать месяцев, проведенных в Бутырках, ворота тюрьмы распахнулись перед Жаком, но его путь лежал не на свободу, а в «архипелаг»: концентрационные островки этого архипелага, разные тюрьмы и лагеря, были рассеяны по территории СССР по старой традиции, шедшей еще из царской России, и Жаку, хотя он этого пока и не знал, предстояло путешествовать по ним два десятилетия. Воронок, увозивший осужденных на вокзал, был не похож на тот, что возил арестованных в МВД, на Лубянку. Этот не притворялся грузовичком, развозящим продукты. Он был весь темно-зеленого цвета. На нем не было никаких аппетитных надписей, как на том, первом. Никакого тебе «Хлеба» или «Мяса»: сразу видно, что везут каторжников.

«Машины для перевозки осужденных никак не камуфлировали. Еще во время ареста я заметил один из этих огромных пятитонных воронков, о которых мне потом рассказали, что в них перевозят семьи. В некоторых случаях в них грузили всё, что было в доме, включая мебель. Когда не было ни бабушки, ни тетки, ни другого родственника, который мог бы остаться с детьми, детей тоже увозили. Милиция заранее знала, что обнаружит в квартире, где будет производить арест, и иногда брала с собой женщину-энкавэдэшницу, чтобы она занималась детьми во время перевозки. Согласно декрету 1935 года, с 12 лет дети уже годились для ГУЛАГа. То есть их можно было вполне законно арестовать как сыновей и дочерей врагов народа. Самых маленьких отправляли в детдом. Им меняли фамилии – для их же блага. Сыну Берии, например, в 1953 году дали украинскую фамилию. Так что найти родственника впоследствии удавалось только чудом».

Отныне Жак и все его товарищи по несчастью из обычных граждан, к которым обращаются «товарищ», превратились в «зэков». На перекличке Жаку полагалось называть фамилию, имя, отчество, дату рождения, 58-ю статью, по которой его осудили за контрреволюционную деятельность, и пункт, уточняющий характер преступления, а также срок, восемь лет, который ему присудили. РОССИЖАКРОБЕРТОВИЧДЕСЯТОЕОКТЯБРЯТЫСЯЧАДЕВЯТЬСОТДЕВЯТЫЙСТАТЬЯ ПЯТЬДЕСЯТВОСЬМАЯПУНКТШЕСТОЙВОСЕМЬЛЕТ. Слово «зэк» произошло от сокращения з/к, что значило «заключенный каналоармеец», первоначально оно применялась к заключенным – строителям Беломорканала в 1931–1933 годах, а затем ко всем заключенным вообще. «Хороший зэк – мертвый зэк», – гласила поговорка, возникшая в тридцать седьмом году, в пору Большого террора. Чтобы опровергнуть ее, Жаку понадобилось много сил и упорства.

8. В неизвестном направлении

Идут века, шумит война,

Встает мятеж, горят деревни,
А ты всё та ж, моя страна,
В красе заплаканной и древней.

Александр Блок

Они катили то сквозь летнюю сырую духоту, то сквозь пронизывающий зимний холод, без воздуха, без воды, питались только куском черного хлеба и тощей селедкой, от которой потом долгие часы и дни хотелось пить еще больше. Жак был одним из сотен и тысяч, преодолевавших той весной 1939 года бесконечные пространства в вагонах, придуманных министром внутренних дел Николая II, Столыпиным, чтобы перевозить русских крестьян, давно уже не крепостных, в Сибирь, где им предстояло осваивать новые земли на пользу империи. Это были вагоны для перевозки скота и инвентаря, но половина каждого вагона была приспособлена для людей.

Коммунистический режим преследовал те же цели, но с царского времени столыпинские вагоны сильно изменились. Окна забрали решетками, а в том отделении, где семьдесят пять лет тому назад располагались в относительном комфорте четверо крестьян, теперь ехали тридцать арестантов. Жака швырнули в один из составов, стоявших на запасном пути вдали от вокзала, чтобы ничьи нескромные глаза не заметили, как зэки садятся в вагоны. Посадка и высадка осужденных производились далеко от обычных пассажиров, и видели их только стрелочники и путевые обходчики, не смевшие никому об этом рассказать. Жака и всех остальных погрузили в вагоны прямо из воронков.